Император не препятствует этому увлечению своей жены, хотя сам он относится к животным безразлично, а собак недолюбливает за то, что от них в доме образуется специфический неприятный запах. Однако он старается не подавать виду, что ему это не нравится, и пытается лишь осторожно отговорить свою жену от слишком длительной верховой езды, которая вызывает недовольство и у его матери. Елизавета замечает, что эрцгерцогиня терпеть не может никаких разговоров, касающихся Венгрии. И уже только поэтому в ней пробуждается симпатия к этой стране, даже несмотря на то, что она еще ни разу не была там. Дело еще и в том, что ближайшее окружение императрицы состоит из единомышленников эрцгерцогини Софии: обергофмейстерша Эстергази хотя и носит гордую венгерскую фамилию своего покойного мужа, но по отцу она Лихтенштейн и не имеет больше ничего общего с Венгрией; что же касается первой придворной дамы графини Ламберг, дочери убитого в Будапеште генерала, то от нее и подавно не стоит ожидать благосклонного отношения к венграм. Елизавета втайне мечтает о том, что когда-нибудь она сама подберет себе свою свиту, с которой ей приходится иметь дело днем и ночью. Строгие правила этикета больше всего беспокоят императрицу именно в повседневной жизни. Знатнейшие фамилии страны окружают императорскую чету практически непроницаемой стеной. Ни один человек, не относящийся к их кругу, не имеет никаких шансов войти в ближайшее окружение коронованных супругов. Согласно протоколу с императрицей может общаться строго определенный круг людей, а именно 23 мужчины и 229 женщин из аристократических семейств империи. Для Елизаветы это невыносимо. Она хотела бы встречаться с теми, кто ей нравится, и разговаривать с теми, кто ей интересен. В результате непрерывного общения с одними и теми же собеседниками в аристократических кругах получил весьма широкое распространение так называемый «семейный разговор», который был неинтересен Елизавете уже хотя бы потому, что она выросла совсем в другом окружении. По этой причине в отношениях между императрицей и представителями высшей знати неизбежно возникала напряженность, не говоря уже о том, что большинство из них вслед за эрцгерцогиней Софией выступают за укрепление империи и за гегемонию Австрии среди всех немецких государств. Это прежде всего относится к самому влиятельному человеку из окружения императора генерал-адъютанту графу Грюнне, могущество которого сильнее всего ощущается в армии, где уже начинают пошучивать, что австрийские войска состоят теперь из «зеленых», а не «черно-желтых»[78]
солдат. Грюнне и его единомышленники решительно выступают против стремления Венгрии к независимости в форме равноправного союза двух государств.Министр внутренних дел барон Кох, ставший после подавления революции идейным вдохновителем тех, кто выступает за укрепление австрийского централизма, полагает, что следовало бы с помощью такого же визита, который императорская чета нанесла в Италию, попытаться достичь хотя бы некоторого примирения и с непокорной Венгрией. Произойти это должно, разумеется, без всякого ущерба для централистской идеи, в чем император с ним полностью согласен. При этом определенные надежды возлагаются на то, что благодаря эмоциональности и впечатлительности венгров красота и обаяние императрицы произведут на них еще более сильное впечатление, чем на итальянцев. Незадолго до отъезда происходит очередная стычка между невесткой и свекровью. Елизавета хотела бы взять с собой детей, по крайней мере, до Будапешта, чтобы наконец-то побыть с ними наедине, без навязчивого вмешательства эрцгерцогини, которая, конечно же, не рискнет появиться на венгерской земле. София выражает озабоченность состоянием здоровья малышек, но Елизавета усматривает в этом не что иное, как уже знакомое ей стремление свекрови вызвать отчуждение между матерью и ее детьми, поэтому она стоит на своем до тех пор, пока не получает согласие императора.
Едва только в Венгрии становится известно о предстоящем визите, как тут же дает себя знать глубоко укоренившееся недоверие венгров к Австрии и к ее методам реализации своего господства. И все же, несмотря на недовольство большинства населения страны австрийским политическим курсом, властям удается 4 мая 1857 года создать в Офене[79]
на Дунае видимость торжественной встречи прибывшей императорской четы. Елизавета в восторге от живописной местности, на которой расположена венгерская столица, растрогана тем неподдельным интересом и восхищением, которые на каждом шагу проявляют к ней как представители венгерской знати, так и простолюдины, особенно в те минуты, когда она прогуливается верхом по городскому парку или участвует в торжественных церемониях.