Елизавета и Фридрих Великий

В последнее время она стала такой инертной, что теперь когда-то кокетливая женщина даже не желала одеваться. Если ей случалось принимать у себя особ своего двора либо иностранных посланников, ее камеристкам приходилось наскоро сметывать ей платья на живую нитку, а затем снова быстро распарывать с помощью ножниц. Она была изнеженной и капризной и ее приближенные часто жаловались на несправедливость претензий, которые она предъявляла им при каждом удобном случае; Разумовский, однако, не уставал прислуживать ей, исполнять любые ее, даже самые причудливые желания, и она была так счастлива видеть, как ее супруг находит высшее удовольствие в том, чтобы подчиняться каждому ее знаку, и с воодушевлением, которого ничто не в состоянии было уменьшить, и сегодня еще как возлюбленный раб склонялся к ее ногам.

Зато во всех официальных делах она теперь позволяла ему руководить собой, и решительность русской политики в последние годы ее правления, энергия, с какой она вмешивалась в ведение войны ее генералами, были делом его рук, как и благотворные улучшения, имевшие место во внутренней жизни страны. Любое сообщение о победе, приходившее в ходе Семилетней войны, становилось триумфом для них обоих, и они вместе праздновали его без внешней помпезности, но именно поэтому не менее торжественно, в сердечном согласии супругов, которые даже в последние годы своего союза не прекращают оставаться любящими.

В духовной жизни своей эпохи Елизавета теперь тоже принимала живое участие. Музыка и поэзия занимали не последнее место среди зимних радостей ее последних дней. Граф Шувалов – согласно Вольтеру[44] самый образованный человек тогдашней России – вдохновленный трудами по французской истории и желая воздвигнуть аналогичный памятник и своему отечеству, пригласил великого французского литератора написать историю Петра Великого.

Императрица с пониманием откликнулась на инициативу Шувалова, она тоже была рада возможности увидеть образ своего великого отца в изложении такого выдающегося корифея пера и приказала для этой цели открыть все архивы. Уже в тысяча семьсот пятьдесят девятом году Шувалов сумел представить Вольтеру все необходимые документы, по которым тот позднее и создал свою знаменитую книгу[45] .

С наступлением зимы тысяча семьсот шестьдесят первого года Елизавета почувствовала себя лучше, казалось, она могла бы даже порадоваться полному выздоровлению, но на самом деле была, конечно же, очень далека от привычной свежести и хорошего настроения, свойственных безмятежным годам молодости. Она еще стала ближе преданному сердцу супруга, а в отношении к остальному окружению, которое льстя и заискивая снова приблизилось к ней, выказывала лишь презрение и равнодушие. Всякое принуждение, всякий этикет был отныне и навсегда изгнан из ее дворца. Богатое неглиже заняло место державных нарядов. В просторном ниспадающем шелковом одеянии и роскошной длинной домашней шубе она, вытянувшись на мягких подушках, с утра до вечера возлежала на оттоманке, а супруг помогал ей коротать время, и так она теперь поддерживала связь со всем остальным миром. Лишь изредка к ней допускался министр или посол, и, как правило, им приходилось выбирать Разумовского своим рупором.

Ежедневно, после того как она одевалась и завтракала, он появлялся у нее, чтобы уладить с ней текущие государственные дела, затем они совершали совместную прогулку в санях, во время которой он правил лошадьми, а она сидела рядышком; после обеда она ложилась вздремнуть, потом они играли в карты или музицировали, либо он что-нибудь читал ей, наконец, они просто болтали о том о сем, и тогда он сидел у ее ног или она обнимала его и с тихим удовлетворением склоняла свою голову ему на грудь.

Так вечером четвертого января тысяча семьсот шестьдесят второго года она покоилась в его объятиях. Оба молчали, ибо они были счастливы как никогда прежде. Глубокая тишина царила во дворце, в покоях, только массивные часы, стоявшие на камине, однообразно тикали да в дымовой трубе время от времени завывал ветер.

Внезапно все еще красивая женщина выпрямилась и с необычным выражением больших чудесных глаз посмотрела на мужчину своего сердца.

– Я недолго уже проживу, – пробормотала она, – нынешней ночью мне приснился сон, будто я возносилась на небо. Мне было так приятно, я чувствовала себя в этот момент такой свободной, но это не предвещает ничего хорошего.

– Зачем ты бередишь себя подобными мыслями? – сказал супруг. – Сейчас, когда ты, слава Богу, во всей силе и красоте снова предстаешь перед нами.

– Помни о том, что я тебе сказала, – продолжала царица, – и ты вскоре узнаешь, что мои предчувствия меня не обманывали.

– Ну что за хандра...

– Я не расстроена, ты видишь, напротив, я никогда в жизни не была действительно счастлива, а вот сейчас я счастлива, счастлива тобой и твоей любовью, мне становится больно, очень больно, оттого что мне придется тебя покинуть, но это должно случиться, а потому... – она на мгновение замолчала.

– Что ты хотела сказать?