Елизавета и Фридрих Великий

– А потому ты должен еще сегодня услышать то, что наутро я, вероятно, сказать тебе уже не сумею, – договорила она и в порыве сердечного чувства обняла Разумовского и, обливаясь горючими слезами, поцеловала его. – Если я и благодарю Бога, то благодарю его не за трон, который он даровал мне, не за победы, по его воле одержанные моим оружием, или еще за что-то другое, нет, я каждый вечер, прежде чем смежить глаза, благодарю его только за то, что он послал мне тебя. Ты возвысил меня, своим благородством ты подвигнул меня к исполнению долга перед своим народом, научил меня владеть своими отвратительными страстями и сделал меня такой счастливой, какой еще не была ни одна женщина...

Больше она не могла говорить, голос ее прервался, блаженные слезы душили ее, Разумовский опустился перед ней на колени и с немой благодарной любовью обнял ее. Снова стало тихо во дворце, в покоях, только огонь пел монотонно в камине.

15 Последний час

На следующее утро императрица была разбужена известием о победе при Кольберге; она тотчас же велела позвать к себе Разумовского и, когда он вошел в ее спальню, кинулась навстречу ему, обеими руками обхватила его за голову и расцеловала.

– Вот... читай, – воскликнула она после этого, – новый триумф, Кольберг взят.

Пока ее супруг пробегал глазами депешу, она взволнованно продолжала:

– Теперь нам тем более следует продолжать войну, неправда ли, мой друг, и не страшиться никаких жертв, пока этот лицемерный и вероломный король Пруссии не будет усмирен и влияние России на все европейские процессы не будет обеспечено навсегда.

Разумовский обрадованно поддержал ее и тотчас же обсудил с ней целый ряд приказов, которые считал нужным направить генералам Бутурлину и Романцеву. Елизавета согласилась со всеми его предложениями и Разумовский удалился, чтобы распорядиться об оформлении депеш. После этого царица обедала с ним и за трапезой была в приподнятом настроении, она смеялась, балагурила и подтрунивала над ним. Когда она встала из-за стола, чтобы как обычно ненадолго прилечь, Разумовский, собравшийся уже было откланяться, внезапно сказал, с ласковой улыбкой поглядев на нее:

– Такой веселой, красивой и здоровой как сегодня я тебя давненько уже не видел.

– Ты, чего доброго, под конец еще опять в меня влюбишься, – пошутила Елизавета.

– О, это было бы невозможно!..

– Почему же?

– Потому что я никогда не переставал любить тебя.

Он галантно поцеловал ей руку, а когда она улыбаясь подставила ему свои красивые пухлые губы, он поцеловал ее в уста и потом ушел, чтобы отправить курьеров.

Когда стемнело и с делами было покончено, он пешком отправился из министерства в Зимний дворец. Перед ним он увидел толпу людей, что-то возбужденно обсуждающих между собой.

– Что произошло? – спросил он.

– Императрица только что умерла, – ответил какой-то гвардейский солдат.

Разумовский со всех ног кинулся во дворец и взбежал по лестнице. В вестибюле он столкнулся с графиней Шуваловой.

– Мы только что послали за вами, – крикнула она, завидев Разумовского, – новый внезапный приступ, государыня при смерти.

Когда он подошел к ее ложу, на котором, прикрытая своей красной горностаевой шубой, подобно умирающей деспотине Азии лежала Елизавета, она уже не могла говорить, она только подняла на него глаза и, узнав его, чуть заметно пошевелила губами, а ее пальцы попытались отыскать его руку.

Он обнял ее. Прильнув головой к его груди, орошенная потоком его горячих слез, она пятого января тысяча семьсот шестьдесят второго года скончалась.

Едва успели навеки закрыться ее глаза, как тут же высшие сановники империи, представители органов власти, Сената, Синода, министры и генералы отправились к престолонаследнику, спешно прибывшему во дворец, чтобы присягнуть ему на верность. Затем в придворной часовне устами статского советника Волкова был торжественно оглашен манифест Петра Третьего, в котором он называл принца Ивана узурпатором, а себя объявлял законным наследником русского трона и обещал «во всем следовать по стопам мудрого монарха Петра Великого, своего деда, и подобно ему еще больше способствовать повышению благополучия своих верных подданных».

От имени присутствующих официальных лиц государства ответил владыка новгородский Сечин:

– Император Петр Федорович – точная копия Петра Великого как именем своим, так и делом – мы предлагаем тебе то, что уже твое. Взойди же на самодержавный, унаследованный от предков престол, который еще в тысяча семьсот сорок втором году был обеспечен тебе нашей клятвой и законное владение которым признает за тобой Европа и Азия.

После завершения богослужения царь Петр Третий поспешил отменить последние приказы своей предшественницы. Разумовский с обычным бесстрашием, которое неизменно проявлял там, где дело касалось блага отечества, подошел к нему и попытался объяснить, что интересы России требуют энергичного продолжения войны. Все оказалось тщетным.