Ее критиковали и ею восхищались. Ее поклонницы пожирали глазами яркие наряды от Молино и Диора, принцесса стала иконой революционного стиля New Look, с его затянутой талией и юбкой-трапецией. Консервативные критики обвиняли ее в нескромности и в том, что она слишком обнажается. Временами к ним присоединялась и мать Маргарет, которая настаивала, чтобы хотя бы на одном из чрезмерно открытых вечерних платьев дочери добавили бретельки. Ее поклонницы, однако, думали иначе. Копии ее платьев с глубоким вырезом, золотые мундштуки и губная помада вишневого цвета – этот оттенок получил название Margaret Rose-Red – наводнили Британию и Америку. Однажды во время ее официального визита в Италию пресса подкупила отельную горничную, выуживая сведения об оттенке ее лака для ногтей, сорте духов и книге, которую она читала. Одна неосторожная портниха даже выболтала ее размеры: «чуть-чуть больше 5 футов роста[13]
, талия 23 дюйма[14] и грудь 34 дюйма[15]»18.Принцесса всегда настаивала, что их кружок называется «круг Шарман», так как большинство друзей привела именно ее подруга, но вся светская жизнь в нем вращалась вокруг Маргарет. Как отмечала ее кузина Маргарет Роудс, «в послевоенные годы вечеринки шли одна за другой, и Маргарет была их звездой, планетой, вокруг которой все вращались. Она просто сияла»19
. Никакой вечер не считался по-настоящему «великосветским», если там отсутствовала неотразимая Маргарет. Прессу заворожило сочетание интеллекта, харизмы и красоты юной принцессы. Однако лакеи в Букингемском дворце, вынужденные ждать ее возвращения, которое обычно совпадало с утренним развозом молока, не причисляли себя к ее фан-клубу. Незадолго перед тем, как оставить королевскую службу, Кроуфи пожаловалась, что Маргарет безответственна и совершенно себя изнуряет. На что королева ответила просто: «Мы тоже были когда-то молоды, Кроуфи. Мы хотим, чтобы она хорошо повеселилась. Теперь, когда Лилибет ушла, ей здесь одиноко»20. В свете ходили слухи о лесбийских отношениях между Маргарет и Шарман, но это кажется маловероятным, если почитать их многочисленную переписку, полную сплетен, но совершенно платоническую. Как бы там ни было, Шарман заменила Маргарет сестру и стала близким другом, которому можно было доверять.Имя Маргарет связывалось с постоянно пополняемым списком возможных кандидатов в мужья. Как-то в отделе светской хроники был приведен перечень из 31 молодого холостяка, подходящих на роль ее мужа21
. Ее 18-летие послужило выстрелом из стартового пистолета, пресса стала выдвигать бесконечные гипотезы в отношении «того самого». Самый свежий кандидат мог сменить предыдущего с такой скоростью, что типографская краска на предыдущем газетном номере не успевала высохнуть. Однажды на красном спортивном автомобиле ее отвозил домой с ужина Питер Уорд, сын графа Дадли, и на короткое время он стал «тем самым». В ту же самую неделю оказалось, что она вышла в свет с миллионером Билли Уолласом после его прибытия в Лондон из Нью-Йорка. Тогда он занял место фаворита в борьбе за ее руку – по крайней мере, по мнению прессы. В списке тех, кто сопровождал ее в театр, на балет и на ужины, значились и Доменик Эллиот, младший сын графа Минто, и лорд Порчестер, наследник знаменитого египтолога лорда Карнарвона, и лейтенант Марк Бонэм Картер, который совершил смелый побег из итальянского лагеря для военнопленных и позже познакомился с принцессой в Виндзорском замке.Бонэм Картер, чья мать была дочерью премьер-министра Герберта Асквита, быстро завоевал расположение сестер: он постоянно развлекал их шутками и лихо спускался по перилам лестницы без рук. Он вспоминал свои два танца в паре с принцессой Маргарет в подростковом возрасте и говорил, что она «была с характером и очень язвительна в своих оценках»22
. Среди других соискателей королевской руки у прессы на равных котировались Санни Блэндфорд, наследник герцога Мальборо с замком Бленхейм в придачу, и Джонни Далкит, семью годами старше принцессы, наследник двух шотландских герцогств и крупнейших частных земельных владений в Соединенном Королевстве. Хотя Маргарет и не суждено было стать королевой Британии, в случае брака к Далкитом она, по крайней мере, могла стать королевой обширнейших владений, простиравшихся до горизонта на все четыре стороны света. Поговаривали, что на нее положил свой вездесущий глаз Дэнни Кей, называвший ее «моя сладкая», что ей чрезвычайно нравилось. Газеты радостно сообщали, что она в присутствии родителей развлекала министра шотландской церкви, исполняя хрипловатым голосом песню «Я просто девчонка, которая не в силах сказать «нет» из любимого мюзикла сестры «Оклахома!».