Елизавета I

   — Благодарю вас, Сассекс. Пришлите его ко мне, а потом приходите ко мне ужинать; я желаю знать всё, что произошло с вами с тех пор, как мы не виделись. Мне вас не хватало.

Она всегда так говорит, подумал Дадли, и ей всегда верят. Она непревзойдённо умеет внушать людям иллюзию их собственной значимости.

   — О чём ты задумался, Роберт? — Елизавета смотрела на него поверх поднесённого к губам золотого кубка. Посмеявшись над своей неудачной попыткой взять в плен Марию Стюарт, она могла усыпить бдительность Сассекса, но Дадли ей обмануть не удалось. Он знал, что под маской внешнего спокойствия скрывается глубокая тревога.

   — Я размышлял о том, какую пользу могло бы тебе принести пленение шотландской королевы, — сказал он. — Ты не могла бы удерживать её в Англии: у тебя нет для этого должных оснований.

   — Мне не нужны никакие основания. Моя кузина Мария стала бы моей гостьей, которую прибил к моим берегам шторм или, скажем, туман... до тех пор, пока она не утвердила бы Эдинбургский договор и не отреклась от всех претензий на мой трон.

Дадли покачал головой:

   — Она могла бы не давать своё согласие на это очень долго, госпожа; подобного не выдержала бы никакая дипломатия. А что потом?

Покачивая кубок между своими узкими, красивыми ладонями, Елизавета откинулась на спинку стула и пожала плечами:

   — Я устала от разговоров о политике, Роберт; сейчас придёт Сесил, и я наемся её досыта. Потом приходи ко мне, и мы доиграем нашу партию. Но с тебя причитается двадцать золотых; прежде чем уйдёшь, заплати.

Если королева выигрывала, с ней полагалось расплатиться немедленно; если же проигрывала, о её долгах никто даже не заикался. Дадли отсчитал деньги, выложил их на стол и поцеловал ей руку, скрывая досаду, которую он ощутил, когда она приказала ему удалиться. Ему потребовалось двенадцать месяцев нечеловеческого терпения, такта и подобострастной покорности, чтобы вернуть себе милость королевы, утраченную после смерти Эми. Теперь он больше не спорил с ней и не навязывал свои знаки внимания, если она сама этого не хотела. Хотя на публике она всячески демонстрировала своё особое отношение к нему, — как он подозревал, с тем, чтобы окутать себя неким романтическим флёром, — наедине она часто с раздражением его отталкивала, но он всё сносил без звука. Он не мог позволить себе роскошь перечить и понимал это. Полученный в прошлом году урок был тяжким и горьким, но Дадли его усвоил.

Он поклонился и вышел.

Войдя, Сесил застал королеву сидящей у шахматной доски; она рассматривала фигуры, расставленные как перед началом игры.

   — Нас постигла неудача, — сказала она, не поднимая глаз. — Мне только что сообщил об этом Сассекс.

   — Это предопределение, — ответил секретарь. — Никто не ожидал такого тумана в это время года.

   — Вы говорите, как эти вонючие кальвинисты; какое там, к чёрту, предопределение! Бог не станет менять погоду, чтобы помочь Марии Стюарт и помешать мне — у Него есть дела поважнее. Я слышала, её въезд в Эдинбург представлял собой жалкое зрелище. Это правда или Сассекс хотел меня успокоить?

   — Отчасти правда, а отчасти нет, — ответил Сесил, усаживаясь поудобнее. — У неё не было ни лошадей, ни драгоценностей, однако народу она приглянулась, и её приняли радушно.

   — Вы узнали об этом от Рандольфа? — Елизавета подняла на него глаза.

Сесил покачал головой:

   — Нет, госпожа. Дипломатическая почта, на мой взгляд, движется слишком медленно; у меня в Шотландии есть свои осведомители, чьи перья работают быстрее. Они написали мне о её прибытии в тот же день.

   — Так ли она красива, как об этом говорят? — спросила Елизавета. — Поэтому ли её радушно встретили?

   — Красива и имеет умных советников. Она прибыла в свою страну как беглянка, въехала в столицу без приличествующих случаю нарядов, и её встретили приветственными речами, содержащими призывы покончить с мерзостью мессы. Тем не менее она всем улыбалась и повторяла, что очень рада.

   — Да, это неглупо. — Елизавета сжала губы. — Как вы думаете, сколько ещё времени она сможет маскироваться? Или, может быть, она отречётся от своей веры и примет кальвинизм?

   — Если она так поступит, то станет менее опасной для вас. Мятежники в Англии вряд ли окажут поддержку одной королеве-протестантке против другой. Сильная сторона в её претензиях на английский трон — это её папизм.

   — Да, а также её законнорожденность и принадлежность к роду Тюдоров. Сесил, Сесил, если бы мы только сумели её поймать... Но с этим ничего не вышло, и теперь мы стоим по обе стороны границы, как две королевы на этой доске: Белая королева и Красная. У нас есть кони — для меня это вы, мои лорды-советники и дворяне, которые в случае прихода к власти католички утратят все свои владения, а слонами служат епископы, которые мечтают сжечь соперников живьём для спасения их бессмертных душ...