Мария Стюарт была высока ростом — выше лорда Эглинтона, который носил сан епископа Оркнейского и был знаменитым мореходом, выше верховного лорд-адмирала Шотландии, лорда Босуэлла; оба они в этом плавании сопровождали свою королеву и сейчас, когда она прощалась с Францией, стояли рядом с ней на продуваемом всеми ветрами полуюте. Она была высокой, но очень стройной, даже хрупкой, а её тонкая кость больше подошла бы женщине гораздо ниже ростом; слёзы подчёркивали чрезвычайную бледность её лица. Это было необычное лицо с высоким лбом и длинным, породистым носом; из-под горностаевой шапочки выбивались вьющиеся тёмно-каштановые волосы, а раскосые глаза были карими. Её лицо было озорным и прекрасным; всё в ней было выразительным: от чувственного рта до жестов рук во время разговора. Эглинтон, который был больше пиратом, нежели священнослужителем, отметив про себя тот непреложный факт, что у шотландцев теперь самая красивая королева в Европе, погрузился в хмурые размышления: смогут ли они оценить это по достоинству? Трудно находиться рядом с таким необычайно женственным созданием, исполненным нежности и мальчишеского задора, и не почувствовать к нему влечения — если не как к королеве, то, по крайней мере, как к женщине. Однако лорду Эглинтону было трудно представить Марию правительницей, которая будет в полном одиночестве восседать на престоле, символизируя божественное право королей для той орды буйных разбойников, которая ждёт её во дворце Холируд. Её мать могла потягаться силой духа с любым из лордов с приграничных с Англией земель, но отец этой девушки был не столько королём, сколько поэтом и мечтателем, от которого Мария унаследовала породу и гордость, а также тот шаткий трон, на котором она теперь так стремилась восседать. Эглинтон искренне желал ей добра, но в душе он не верил в успех Марии на шотландском троне.
Босуэлл наблюдал за ней, стараясь делать это незаметно. Он был невысок ростом, но могучего телосложения, с кривыми ногами человека, большую часть жизни проводящего в седле; хотя ему было только двадцать три года, пиратские рейды, набеги на приграничные английские села и дебоширство создали ему вполне определённую и прочную репутацию. Во время последней войны он примкнул к партии королевы и оказал матери Марии столько услуг, что та доверяла ему безгранично. Мария же вызывала у Босуэлла и раздражение, и любопытство. Он свысока смотрел на женщин, тем более таких, которые пытаются править государством, и не испытывал никакой жалости к юной неопытной девочке, которую он вёз в Шотландию, самую нестабильную страну в Европе, где ей предстояло приручать дворянство, известное своим пристрастием к цареубийствам. Босуэлл был достаточно осведомлён об унижениях, которые пришлось испытать Марии при французском дворе, где теперь правила её свекровь Екатерина Медичи, чтобы понять, почему она с такой торопливостью покинула Францию и поспешила навстречу столь неопределённому будущему. Она обладала силой духа и красотой — поэтому он испытывал к ней интерес, но интерес этот, как он прекрасно понимал, был низменного свойства, и в основе его лежало себялюбие. Если Мария будет преуспевать, его дела также пойдут хорошо. Если она потерпит неудачу, ему несдобровать. Поэтому он — человек королевы. Он заметил, что Мария вытирает глаза; одна из её фрейлин — их было четверо, и все её тёзки — выбежала вперёд с изящным шёлковым платочком: никчёмной безделушкой, обшитой белым кружевом. Босуэлл снял с шеи белый льняной шарф и, не говоря ни слова, протянул его Марии Стюарт. Она приняла его; на мгновение их пальцы соприкоснулись.
— Благодарю вас, милорд.
Мария говорила по-английски с сильным французским акцентом; интересно, подумал про себя Босуэлл, как отнесутся к этому её подданные-горцы и придётся ли им по вкусу её мелодичный голос. Приятный голос; он куда лучше подходит для беседы в дамской гостиной или сладкозвучного дуэта под аккомпанемент клавесина, чем для жарких споров в Зале совета, где каждый стремится перекричать других. Ей будет не под силу кричать. Ей будет не под силу вообще заставить себя слушать — если, впрочем, им вообще удастся добраться до Шотландии. Для этого нужно сначала ускользнуть от английских кораблей, посланных Елизаветой Тюдор в Ла-Манш наперехват им.