Елизавета I

«Серьёзный противник», — повторяла про себя Мария, пытаясь на основе всего, что она слышала об этой женщине, составить себе ясное представление о сестре как о человеке. Беспощадная, лживая, способная навязать свою волю тем самым людям, которых Летингтон считает необычайно мудрыми и сильными. Одарённая музыкантша, непревзойдённая танцовщица, страстно любит наряжаться и питает слабость к драгоценностям (считается, что один из надёжнейших способов завоевать расположение Елизаветы — преподнести ей ценный подарок, в том числе предметы одежды). Она свободно говорит на трёх языках и переводит классиков как университетский профессор, а пожалуй, и лучше многих из них. И всё же она незаконнорождённая, дочь вульгарной авантюристки, обезглавленной за прелюбодеяние и кровосмесительство. У неё нет ни красоты Марии, ни подлинно королевского происхождения, в её жидах не течёт кровь Стюартов и Гизов. Она еретичка и самозванка, и весь её ум не сможет перевесить эти недостатки, когда дело дойдёт до выбора между ней и королевой Шотландии.

Несмотря на предостережения и сомнения Летингтона, Джеймса и всех остальных, вера Марии Стюарт в свою звезду была сильнее, чем когда-либо. Она оглядывалась на два года, проведённые в Шотландии, и говорила, что после такой практики управления непокорным народом править Англией будет сущим пустяком.

Она взяла последнюю депешу Летингтона и стала перечитывать в ней то, что касалось Генри Дарнли.

В конце того же года английские войска оккупировали Гавр. Решившись вступить в войну, Елизавета действовала жёстко. Сесилу, впавшему было в немилость, удалось вернуть себе её благосклонность (это была одна из тех внезапных перемен в её отношении к людям, которые всех так удивляли), она послала за ним, провела наедине с ним три часа, а на следующий день вышла к придворным, демонстративно опираясь на его руку. Если временами она к нему слегка охладевала, это лишь заставляло его сильнее изощрять свой ум; благодаря этому он не впадал в самоуспокоенность и работал лучше. Елизавета подчиняла его себе постепенно, но это ей удалось целиком и полностью точно так же, как и с Дадли. Сэр Вильям любил свою жену и многочисленных детей, которых становилось всё больше, но ему было не под силу объяснить, что привязывает его к Елизавете — то была странная смесь восхищения и страха перед её непредсказуемостью.

Однако в марте 1563 года война во Франции закончилась пленением протестантского принца Конде и убийством главы католической партии герцога де Гиза. Внезапно возникшая из политической безвестности фигура регентши Екатерины Медичи поначалу казалась смешной, но вскоре выяснился её подлинный масштаб. Нелюбимая жена, чужеземка, за которой не было ничего, кроме состояния семьи флорентийских банкиров, из которой происходила, она сумела положить конец войне во Франции и обнаружила политический талант весьма зловещего свойства. Первое, что она предприняла, было объединение войск гугенотов и католиков против англичан в Гавре. Это был умный ход; религиозные различия ушли на второй план в сравнении с патриотической ненавистью к старинному врагу, который воспользовался раздорами между французами, чтобы предъявить свои претензии на их землю, сделав своей целью захват Кале. Не успев повоевать на стороне Конде, солдаты Елизаветы оказались осаждены сторонниками Конде, которые действовали заодно с католическими войсками, началась затяжная и ожесточённая схватка, в которой англичане сражались мужественно и стойко. Раздражённая неудачами и обеспокоенная исходом дела, Елизавета теперь поддерживала свою армию с той же яростью, с какой ранее противилась её отправке во Францию, а Сесил теперь был её самым доверенным лицом. Однако все её старания и боевые качества гаврского гарнизона оказались бессильны перед врагом ещё более страшным, чем французы. В порту началась чума, и вскоре там умирало по сто человек в день, а заболевало в два раза больше. Оставалось только согласиться на предложенный Екатериной Медичи мир и окончательно отказаться от всех претензий на Кале.

Вернувшиеся из Гавра остатки войска занесли чуму в Англию, и она принялась свирепствовать и здесь, опустошив Лондон. За эпидемией последовал голод, сопровождавшийся, как всегда, грабежами и насилием; это продолжалось и в городах, и в деревнях всё лето до самых холодов, с наступлением которых мор прекратился.

Война не принесла ничего, кроме смертей англичан и финансовых затруднений — именно так и предсказывала Елизавета, когда её принуждали объявить эту войну. И всё же она не стала упрекать в этом Сесила и его друзей и пытаться свалить в глазах народа на них ответственность за неудачу. Она промолчала, но её советники достаточно хорошо её знали, чтобы понять: тот, кто ещё раз предложит начать войну, поплатится за это своим местом в государственном совете, а то и головой.