Настал день, когда Генрих вернулся домой в странном настроении. Он выглядел озабоченным, в его манерах появилась холодность, которая расстроила Елизавету. Они играли в карты, и его король побил ее королеву. Ирония ситуации не ускользнула от них обоих, и Генрих вопросительно взглянул на свою партнершу.
– Странно думать, что когда-то вы были моим врагом, – заметил он.
– Едва ли я им была, – возразила Елизавета. – Вас опасался мой отец. И эта вражда благополучно завершилась.
Генрих помолчал, прищурился:
– И тем не менее вы планировали выйти замуж за Узурпатора, который хотел уничтожить меня и принес столько горя вашей семье. Это был злонамеренный и жестокий план – самый подлый, о каком я только слышал. – Его гнев ощущался еще сильнее, оттого что он выражал свои чувства тихо и кротко.
Наступила тишина. Елизавета подыскивала верные слова для оправдания своих действий:
– Я думала, что у меня нет выбора. Мне казалось, это единственный способ получить корону, которая по праву принадлежала мне, и обеспечить будущее своих сестер и матери. Восстание Бекингема было подавлено. Я считала ваше дело проигранным и оставила надежды на ваш приезд.
Генрих искоса глянул на нее:
– А как вы примирили свою совесть с тем, что выйдете замуж за человека, который расправился с вашими братьями?
– Это был вопрос приоритетов! – резко ответила Елизавета. – Мне пришлось пожертвовать собой и усмирить голос совести ради высшего блага. Кроме того, Ричард заверил меня, что не убивал моих братьев. По его словам, они исчезли из Тауэра, а виноват в этом Бекингем. Мне очень хотелось, чтобы они были живы, и я поверила ему.
Генрих кивнул:
– Я понял вас. Но сдается мне, Ричард значил для вас больше, чем вы хотите мне показать. Что вы скажете на это? – Он вынул из дублета листок бумаги и положил его на стол.
Елизавета пришла в смятение, узнав свое письмо к Норфолку. Там были слова, которых, как она надеялась, Генрих никогда не прочтет.
– Я была в отчаянии, – пролепетала Елизавета. – Хотела избавиться от пятна незаконнорожденности и получить корону, которая должна быть моей. Хотела спасти себя и своих сестер от позорных браков. И написала эти слова, чтобы заверить Ричарда в своей преданности ему. Я предложила ему всю себя целиком. Между нами не было настоящей любви, только как между дядей и племянницей, в этом смысле мы всегда симпатизировали друг другу. Вы должны знать, Генрих: если бы я была уверена, что вы идете спасать меня, то никогда даже не подумала бы о браке с ним и письма этого вообще не написала бы. Я всегда хотела выйти замуж только за вас. Но считала, что вы для меня потеряны. Мне нужно было как-то жить! – Глаза Елизаветы наполнились слезами.
Лицо Генриха сразу смягчилось, и он взял ее за руку:
– Простите меня, cariad[25]
, я не должен был так резко говорить с вами. Но когда я прочел это письмо, изъятое в доме Норфолка при обыске, оно неприятно поразило меня. Не скрою, я испытал ревность. И не мог поверить, что вы питали какие-то чувства к этому монстру. Но теперь, когда вы все мне объяснили, я понимаю, какие мотивы побудили вас к таким действиям, и не могу вас винить.Генрих склонился к Елизавете и, пока та купалась в безмерном облегчении, приподнял ее подбородок и нежно поцеловал в губы. Впервые мужчина поцеловал ее, и она растаяла. Подобная сладость ощущений ей даже во сне не могла привидеться, и она испытала такое чувство, словно получила благословение, кроме того, это подвело черту под всем прошлым. А потом Генрих поцеловал ее еще раз, они оказались в объятиях друг друга, и жизнь мигом стала неизмеримо лучше.
После этого между ними возникли более глубокое понимание и близость, а затем расцвела любовь. Вернувшийся из Ланкашира лорд Стэнли улыбался им, когда они сидели, склонив головы друг к другу, и строили свадебные планы.
– Как приятно видеть такую идиллию, – сказал он. – Я молился о благополучном исходе, но никогда не думал, что эта история увенчается настоящим блаженством.
Генрих просиял и посмотрел на своего приемного отца:
– А я никогда не думал, что обрету такую радость в браке, заключенном из политических соображений! – Он поцеловал руку Елизаветы, которая постепенно начинала понимать, что в его уэльском характере есть и романтическая сторона.
– А вы, Бесси? – спросил Стэнли.
– Я не могла бы мечтать ни о чем лучшем, отец Стэнли.
Елизавета заметила, что некоторые ее платья потеряли вид, а самые лучшие, из золотой парчи, были слишком роскошны для повседневной носки.
– Моей королеве нужны новые наряды! – заявил Генрих. – Я прикажу прислать вам из гардеробной кое-какие ткани.