Елизавета Йоркская. Последняя Белая роза

Позже в тот же день им с Генрихом сообщили, что жители Лондона, дабы выказать свою радость, в честь их свадьбы зажигали костры, танцевали, пели и пировали, прося Господа благословить короля с королевой и даровать им много детей. Люди радовались и торжествовали даже больше, чем при вступлении короля в Лондон или после коронации. Тут Генрих слегка нахмурился, но облако скоро сошло с его лица. Ничто не могло омрачить общую атмосферу воссоединения и примирения, возникшую после их свадьбы.

К браку, обнаружила Елизавета, нужно приспосабливаться. Генрих оказался любящим, но сложным человеком – он часто бывал угрюм и бесконечно подозрителен, что неудивительно, ведь жизнь его с самого детства проходила в тени войн и интриг. Он постоянно воображал тайные заговоры и явно не чувствовал себя в безопасности на троне.

Их разделяла недосказанность. Елизавета догадывалась, что Генрих с недоверием относится к ее родственникам, боясь, что они жаждут получить его корону. О ее братьях они почти не упоминали. Когда Елизавета спросила, сколько будут держать в Тауэре Уорика, Генрих ответил резко:

– Я еще не решил. О мальчике хорошо заботятся. Не беспокойтесь о нем.

Елизавета восприняла это как намек, что лучше ей держать язык за зубами.

Но были в Генрихе и другие стороны. Елизавета обнаружила, что он владеет четырьмя языками, начитан, знает счет деньгам и вообще человек культурный. Способный, умный, трудолюбивый и практичный, он был хорошим мужем и сыном, непрестанно пекся о семье. Она любила Генриха за это и за его сдержанный юмор, а также горячо одобряла решимость супруга принести стабильность в Англию.

– Я хочу обезопасить трон, укрепив его богатством, – сказал ей Генрих на первой неделе брака, когда они вдвоем сидели за обедом. – Я намерен создать сильное правительство, установить закон, порядок и мир и буду трудиться ради процветания моего дома. Я сделаю свое королевство силой, с которой будут считаться, его станут уважать во всем христианском мире.

Елизавету впечатлили его планы по развитию внешней торговли и коммерции, что обеспечит экономическое процветание английским купцам.

– Но главное, я должен выжить как король, – добавил Генрих, и Елизавета невольно подумала: «Уж не сомневается ли он в моей родне?» – Меня не покидает мысль, что если я смог победить Узурпатора, имея совсем небольшую армию, насколько легко будет свергнуть с трона меня самого. У всех главных лордов есть свои войска, и благодаря этому стали возможны недавние битвы между Ланкастерами и Йорками. Я собираюсь запретить эту практику и намерен продвигать на королевской службе людей, которые имеют способности, а не только могут похвастаться благородством крови. – Глаза Генриха сияли, он живо представлял себе новую Англию, которую создаст.

Елизавета с любовью наблюдала, как ее супруг кропотливо проверяет счета, ставя подпись под приобретением каждой вещи. Она поняла, что это человек, которому нравится вникать во все детали, которые прочие короли, и ее отец в их числе, обычно оставляли другим. Он постоянно делал для себя какие-то пометки и заносил в дневник свои мысли. Но Елизавета не смеялась, когда однажды, войдя в кабинет короля, застала там Генриха, который строго отчитывал ручную обезьянку, разорвавшую в клочья его записную книжку. История стала широко известна, и весь двор покатывался со смеху. Дотошность Генриха во всем не вызывала симпатий, как и его растущая репутация скупца, не вполне незаслуженная.

Но скрягой он не был. Знал, когда стоит щедро потратиться, чтобы показать себя великолепным монархом.

– Это необходимо, – объяснил он Елизавете во время примерки новой фиолетовой мантии на подкладке из златотканой парчи. – Король, который подчеркивает свое величие внешним видом, вызывает почтение и благоговение.

В те первые недели брака Елизавета обнаружила в своем супруге главное качество: Генрих отличался живым нравом и общительностью. Они оба любили музыку, часто играли в карты и шашки. Для развлечения он устраивал танцы и разные забавы: однажды вечером они с восторгом наблюдали за трюками акробатов, жонглеров и глотателей огня. В другой раз перед ними выступали исполнители мавританских танцев. Обычно их потешали Патч и другое придворные шуты. Но случались и более тихие вечера. Елизавета радовалась, что Генрих любил учение само по себе и был жаден до чтения, как и она.

Она находилась под большим впечатлением, узнав о его многочисленных проявлениях доброты: он дал денег безвинно арестованному мужчине; нуждавшейся беременной женщине; детям, которые услаждали его пением; бедной девушке-бесприданнице и маленькой девочке, которая танцевала для него. Редко случалось, чтобы какой-нибудь проситель уходил от короля с пустыми руками. Человек, сердце которого трогали людские беды, способный быть благодарным за малое, наверняка обладал истинной добротой и душевным теплом.