Елизавета Йоркская. Последняя Белая роза

– За этим Симнелом стоят влиятельные люди. Теперь нам известно, что он – сын органного мастера из Оксфорда, ему двенадцать лет, как и Уорику. Мои соглядатаи доносят, что его учил этой роли некий священник, отец Саймондс, которому якобы привиделось, что он станет наставником короля. Вы можете подумать, что все это вполне безобидно, заговор, составленный дураками. Но похоже, Саймондс действовал в интересах сторонников Йорков.

– Но кого? – Елизавета неохотно признавала существование опасности.

– Вам не кажется примечательным, что этот заговор созрел в Оксфорде, недалеко от дома милорда Линкольна в Эвелме? И что сующийся не в свои дела епископ Стиллингтон, уйдя на покой после Босворта, жил в Оксфордском университете. Я не сомневаюсь в его причастности к заговору и приказал, чтобы его вызвали в Совет.

– Опять он! Это его стараниями меня объявили бастардом и Ричард сумел захватить трон.

– Ну, ему придется ответить за свои поступки еще раз. Я однажды простил его, но не собираюсь делать это снова. – Генрих выглядел огорченным. – Надеюсь, вы понимаете, Бесси, почему я не могу освободить вашу мать. Я не хочу, чтобы это легло, как меч, между нами.

Елизавета покачала головой:

– Дело в том, Генрих, что я этого не понимаю. Но у меня нет выбора, кроме как склониться перед вашей волей, как бы это ни печалило меня. Только представьте, что чувствовали бы вы, если бы вашу мать заточили в таком месте в наказание за то, чего она не делала.

Генрих резко встал:

– Пойду в свою постель. Мне жаль, что вы так расстроены.

Это вовсе не было извинением. Когда дверь за ним закрылась, Елизавета залилась потоком слез.

На следующий день она отправилась в Бермондси одна.

– Я пыталась, с Божьей помощью пыталась! – рыдая, говорила Елизавета матери. – Он как будто сделан из камня и такой подозрительный. Но как только с самозванцем разберутся, я снова надавлю на него и заставлю слушать, клянусь.

– Не переживайте, Бесси, – печально ответила мать. – Вы хорошая, добрая девочка, и я знаю, вы старались как могли. Не беспокойтесь обо мне. Я привыкну жить здесь.

– Он обещал дать мне денег, чтобы устроить вас здесь с комфортом, – сказала Елизавета. – Я привезу мебель, ковры и занавески, чтобы вам было приятнее, и еще игрушки для Бриджит.

При этих ее словах сестра вскинула глаза. Она была флегматична и делала все медленно, но вызывала симпатию.

– Мы обе вам очень благодарны, правда, Бриджит? – отозвалась мать. – А теперь, Бесси, расскажите мне побольше об этом самозванце.

Через неделю после того, как мать поселилась в Бермондси, Генрих приказал провести Уорика с торжественной процессией по Лондону на мессу в собор Святого Павла.

– Слухи о самозванце распространяются быстро, пусть люди увидят, что настоящий Уорик здесь, в Лондоне, жив и здоров, – сказал Генрих, стоя с Елизаветой на крыльце дворца Шин и поправляя на себе мантию, прежде чем сесть в барку и отправиться в Сити и Епископский дворец, где по окончании службы должен был состояться прием. – Я пригласил Линкольна. Лучше держать его под присмотром, да и Уорик его знает. Вечером вы увидитесь со своими кузенами, я привезу их сюда.

Елизавета напряженно смотрела ему вслед. Уорика она не видела уже почти два года и часто беспокоилась, как сказывается на нем заключение в Тауэре. А кузен Линкольн и у нее тоже вызывал подозрения.

Ближе к вечеру в Шин прибыла красочная процессия во главе с королем. Елизавета увидела ее из своего окна. Генрих лично привел Уорика и Линкольна в ее покои. Она встала и протянула руки своему младшему кузену, который повзрослел, но и похудел в сравнении с тем, каким она его помнила.

– Милорд Уорик, как приятно вас видеть, – сказала Елизавета.

Мальчик тупо взглянул на нее и, оглядывая комнату, убранную роскошными гобеленами, а также столпившихся вокруг лордов и дам, ответил:

– Благодарю вас, миледи.

– Эдвард? – окликнула его Елизавета. – Как вы живете?

Уорик промолчал.

– Вот Маргарет, – продолжила Елизавета, подзывая к себе его тринадцатилетнюю сестру.

Та, явно растроганная встречей, обняла брата. Он позволил ей это, но сам на объятие не ответил, а стоял столбом. Девочка была удивлена и явно расстроилась.

Елизавета поприветствовала Линкольна, заметив, что высокий мрачноватый молодой человек ведет себе гораздо сдержаннее, чем бывало раньше. Он тоже смотрел на Уорика с тревогой, – видимо, и его обеспокоило отсутствие у того выраженной реакции на встречу с родственниками. Пока Маргарет пыталась получить от мальчика какой-нибудь вразумительный ответ, Линкольн наклонился к Елизавете.

– Я раньше говорил с нашим кузеном – или, лучше сказать, пытался, – произнес он, понизив голос. – Он невинен, как годовалый ребенок, не может отличить гуся от петуха.

– Мне грустно это слышать, – отозвалась Елизавета.

– И то, что он сидит в Тауэре, не идет ему на пользу, – пробормотал Линкольн.

– У короля есть на то причины, – сухо ответила она.