– Она стала пешкой в этой игре, – сказала Елизавета. – Мне нравится Кэтрин, она заслуживает лучшего.
Елизавета взялась за вышивку, ум ее был взбудоражен, она не знала, что и думать. Вот если бы ей был двадцать один год, а не тридцать один и она не располнела бы… До рождения детей она была такой стройной, но пять беременностей изменили ее когда-то изящную фигуру, и она не могла не вспоминать, что отец ее раздался вширь после тридцати. Нужно будет последить за своей диетой.
Неужели глаза обманули ее? Они с Генрихом были женаты уже двенадцать лет и до сих пор оставались близки, любили друг друга. Он регулярно приходил к ней в постель. У нее не было причин подозревать, что он хоть раз изменил ей. К тому же верилось с трудом, что Генрих воспользовался бы слабостью скорбящей матери, которая оказалась в столь трудной ситуации. Может быть, это тот случай, когда рыцарственный король проявляет сочувствие и дружбу к даме.
Однако, лежа рядом с Генрихом той ночью и слушая его тихое посапывание, Елизавета не переставала думать о том, что могло происходить между ним и Кэтрин на востоке страны, и гадала, заметил ли кто-нибудь еще, как король смотрит на жену Уорбека. Кого она могла спросить, не выдав своих подозрений? Никого. Ей нужно просто перестать думать об этом и признать, что она беспокоилась понапрасну.
Елизавета восседала на троне рядом с Генрихом, сердце у нее бешено колотилось. Сегодня Уорбек предстанет перед ними, прежде чем поселится в золотой клетке при дворе. Момент, когда она наконец увидит его, приближался. Через несколько минут ее сомнения, брат он ей или нет, разрешатся.
И вот Уорбек вошел, по бокам двое стражников, которым приказано постоянно следовать за ним; высокий, красивый, с выдающимся вперед подбородком, он был поразительно похож на ее отца. Когда Уорбек встал перед ними на колени, Елизавета взглянула на его прекрасное лицо и едва не лишилась чувств.
Он был не Йорк, какие бы перемены ни произошли с ее братом с течением времени и по мере взросления; она знала это доподлинно. Елизавета многое поставила бы на кон за то, что Уорбек – один из бастардов ее отца, вероятно зачатый в годы его изгнаннической жизни в Нидерландах. Когда он выражал благодарность королю за снисхождение к нему, Елизавета услышала его голос – низкий, мужественный, с сильным иностранным акцентом.
Сердце Елизаветы забилось ровнее, и она сумела милостиво склонить голову, когда Уорбек поклонился ей, после чего был уведен. Однако вдруг в ее сердце взыграла злость – на короля Карла, на Максимилиана, на эрцгерцога Филиппа, на тетку Маргариту и короля Якова, которые использовали этого молодого человека и сотворили гнусный подлог, из-за которого сама она терзалась шесть долгих лет, а Генрих находился под угрозой, – шесть лет мучительных надежд и переживаний. Елизавета винила их и за ощущение жестокого разочарования, которое охватило ее, ведь она питала слабую надежду, что Уорбек может оказаться Йорком. Теперь ей уже никогда не узнать, что случилось с ее братьями. Но нужно смотреть в будущее. В конце концов, с поимкой Уорбека помолвка Артура становилась реальностью. Фердинанд и Изабелла теперь не смогут ссылаться на существующую угрозу трону Генриха.
Приложив сверхчеловеческие усилия, Елизавета восстановила душевное равновесие и вернулась к нормальной жизни. Уорбек иногда приходил в ее покои повидаться с Кэтрин Гордон, однажды при их встрече присутствовал Генрих, он обращался с ними обоими очень любезно. Было видно, что молодой человек без ума от своей жены.
Однажды Уорбек сел рядом с Елизаветой, и они вместе смотрели, как дамы отрабатывают танцевальные па. Но он не сводил глаз лишь с одной.
– Увы, мадам, – сказал Уорбек, – сжальтесь над несчастным человеком. Моя жена прекрасна, как звезды. Кто ее ни увидит, каждый невольно восхищается ею и любит ее. Но мне это запрещено.
Он выглядел таким подавленным, Елизавета не нашла в себе сил напомнить ему, что он сам в этом виноват.
– Если вы будете вести себя хорошо, господин Уорбек, – сказала она, – и докажете, что больше не представляете угрозы для короля, может быть, со временем он смягчится.
Про себя она сомневалась в этом, но надежда поможет Уорбеку не сбиться с пути. Ей было жаль Кэтрин, жену и не жену, не имевшую надежды вновь обрести детей, и все это не по своей вине. Она явно любила своего мужа, хотя и была обижена на него за обман.
Все было готово к Рождеству, которое они устраивали в Шине. Подарки приобретены, йольское бревно и вечнозеленые ветки принесут в канун праздника, кухни работали вовсю. Артур ехал из Ладлоу, а остальные дети уже прибыли из Элтема. Елизавета поборола свои страхи относительно фантазий Генриха о Кэтрин Гордон, так как он больше не давал ей поводов сомневаться в нем, и с радостью ждала наступления праздников.
За два дня до Рождества около девяти вечера они с Генрихом развлекали гостей, собравшихся в покоях королевы, когда услышали крики:
– Пожар! Пожар!