Елизавета Йоркская. Последняя Белая роза

– Я хочу отправиться в летний тур по стране, если вы позволите.

Генрих положил перо и печально взглянул на нее:

– Одна?

Елизавета выдержала его взгляд:

– Да.

– Но мы обычно делаем это вместе.

– Это был очень трудный год. Я изнемогаю под грузом горя и забот, и мне нужно уехать.

– От меня?

– От всего.

– Это имеет отношение к Сесилии?

– К Сесилии и ко всему остальному, что случилось. Я больше так не могу, Генрих. Путешествие поможет мне развеяться.

– И куда вы отправитесь?

– В Уэльс, небольшими переездами.

– В Уэльс? Бесси, вы с ума сошли? Вы видели себя в зеркале в последнее время? У вас нездоровый вид. Вы ждете ребенка, и ваша жизнь была очень тяжелой. Тем не менее вы намерены совершить путешествие длиной в сотни миль. Честно говоря, я считаю, что вы поступаете безрассудно.

– Вовсе нет. Мне нужно уехать. Не отговаривайте меня.

– Вы проведете вдали от меня бо́льшую часть лета.

– Ну, мы отдохнем друг от друга.

Генрих раздраженно вздохнул:

– И все это потому, что я справедливо наказал Сесилию за ее тяжелый проступок!

«Будь осторожна! – предупредил Елизавету внутренний голос. – Не осложняй ситуацию, и без того непростую. Обвинения, которые ты ему сейчас бросишь, может статься, уже никогда не удастся забрать обратно».

– Дело не только в этом. Мне нужно время, чтобы пережить горе. Прошу вас, позвольте мне уехать.

Генрих посмотрел на нее – тяжело, мрачно:

– Хорошо. Но я считаю это неразумным.

– Спасибо, – сухо проговорила Елизавета; король поднял на нее обиженный взгляд. – Есть кое-что еще. – Идея пришла к ней, когда она лежала ночью без сна, и Елизавета все утро обдумывала ее. – Когда я вернусь, то хочу, чтобы у меня было место для уединения, куда я могла бы удаляться, если мне станет слишком тяжело. Это будет создавать мне хорошее настроение, приятную перспективу, что-то такое, чего я буду ждать по возвращении.

Генрих сглотнул. Казалось, между ними разверзлась пропасть и виновата в этом она… Нет, это он!

– И где, по-вашему, должно находиться это место? – Голос короля звучал хрипло.

– Есть свободный участок у берега реки в Гринвиче. Я думала, это будет небольшой дом из красного кирпича с зубчатыми стенами, может быть, башней, но обязательно с садом и несколькими фруктовыми деревьями.

Последовала пауза. Генрих молча смотрел на жену.

– Ей-богу, вы уже все продумали, не так ли?

– Эта мысль пришла мне в голову сегодня ночью.

– И вы хотите иметь этот дом, чтобы жить отдельно от меня?

– Я этого не говорила. Просто хочу иметь место, которое я могла бы называть своим.

– Не нужно было вам этого говорить.

Елизавета сделала огромное усилие над собой.

– Послушайте, Генрих, сейчас не лучшее время обсуждать будущее. Мне необходимо подумать. После тура по стране у меня, вероятно, изменится настроение. Но прямо сейчас мне очень одиноко, и все из-за вас.

Глаза короля вспыхнули.

– Что еще я сделал… или не сделал? Вы должны сказать мне.

– Судьба Куртене никак не решается. Вы не представляете, как страдает от этого Екатерина и я тоже, видя, в каком она отчаянии. И… – Елизавета замолчала. Некоторые вещи никогда нельзя произносить вслух.

– Вы об Артуре, не так ли? Вы осуждаете меня за то, что я не заметил раньше проблем с его здоровьем и все время принимал неверные решения.

– Вы знали задолго до прошлого декабря, что Артур болен. Боялись последствий его вступления в брак, вы сами говорили мне. Но мои опасения отбрасывали. Вместо того чтобы прислушаться к тому, что говорит материнское сердце, вы полагались на доктора Линакра, и посмотрите, что из этого вышло!

– А вы не думаете, что я сожалею об этом каждый день моей жизни? Я распинаю себя за это и за то, что не поехал к нему, когда он нуждался в нас.

В глазах Генриха стояли слезы. Но Елизавета заледенела в своем гневе и возмущении. Она ничего не могла ему дать, как и он ничего не сделал, чтобы помочь ей. Генрих встал и обошел вокруг стола. Елизавета шагнула назад, и он остановился.

– Я верил в то, во что хотел верить. Я не мог принять возможность другого исхода и цеплялся за слова Линакра. Не вините меня за это. Я жил надеждой.

– И я тоже. Генрих, я знаю, что вы тоже скорбите. Но это должно было сделать вас восприимчивым к моей боли. А вы только усилили ее.

Король положил руки ей на плечи, но Елизавета скинула их.

– Бесси, из всех людей именно вы не можете не понимать, что для короля польза государства должна быть превыше всего. Не просите меня проявить больше снисхождения к вашим сестрам, чем я уже проявил.

Елизавета бросила на него быстрый взгляд:

– Я думала, что значу для вас больше. Нам определенно нужно пожить отдельно. Пойду готовиться к отъезду и попрошу Екатерину сопровождать меня.

– Бесси… – начал Генрих.

– А во время путешествия, – продолжила Елизавета, – я постараюсь набросать план моего дома в Гринвиче.

С этими словами она оставила Генриха, сердце ее разрывалось на части.