Вместо этого Елизавета отправилась на юг, в Чепстоу. Сев на паром, чтобы переправиться через Северн, она прибыла в замок Беркли, где погостила у милого старого лорда Беркли и его жены. Они пировали, угощаясь олениной, за которой Елизавета посылала в Лондон, вином, заказанным ею в Бристоле, апельсинами и засахаренными фруктами – ценными дарами, которые доставил некий благожелатель. После этого менестрели королевы развлекали всю компанию музыкой.
Из Беркли она неспешно поехала к королевскому дворцу в Лэнгли, понимая, что переоценила свои силы. В Лэнгли она оказалась в сентябре и тогда уже чувствовала себя совсем неважно, так что даже позвала своего аптекаря, чтобы тот доставил ей лекарство. В ожидании его прихода Елизавета попробовала разобрать счета, которые ей принесли на проверку, как она педантично делала на протяжении всей своей замужней жизни, однако ей пришлось отложить это занятие, она едва могла удержать в руке перо. Лекарство оказалось благотворным, и через несколько дней Елизавета уже смогла встать с постели, чтобы с удовольствием поесть оленины и выпить рейнского вина; и то и другое было прислано лорд-мэром Лондона. Во время этой беременности ей все время хотелось оленины, она никак не могла насытиться ею.
Усталость не проходила. Все давалось Елизавете с трудом. Она оставила аптекаря при себе, на случай если опять потребуется лекарство. Беременность измучила ее. Елизавете хотелось, чтобы поскорее наступили роды и эти страдания закончились, в то же время она боялась их: откуда ей взять силы, чтобы выдержать родовые муки, если здоровье не поправится? Но ждать оставалось еще несколько месяцев. Скоро ей наверняка станет лучше, как бывало при прошлых беременностях, хотя не с Эдмундом, что особенно беспокоило Елизавету.
Она поддерживала переписку с Сесилией, Анной и Екатериной как могла, старалась утешать двух младших сестер, потому что Анна недавно потеряла еще одного ребенка, умершего в младенчестве. А вот Сесилия, казалось, была счастлива со своим Томасом, – похоже, королевская немилость теперь не так сказывалась на ней, за что она, без сомнения, должна благодарить леди Маргарет. Елизавета довольно часто писала Бриджит, но ответы получала нерегулярно. Казалось, ее младшая сестра оставила мирские привязанности в прошлом. Ей был уже двадцать один год, и она, видимо, благополучно влилась в религиозную жизнь, что очень радовало Елизавету. Теперь она интересовалась самочувствием Бриджит и просила сестру молиться о своем собственном скорейшем выздоровлении. Каждая малость поможет ей, в этом Елизавета не сомневалась.
Однажды днем королева отдыхала и вдруг услышала стук копыт, топот бегущих ног и какой-то шум во дворе под своим окном. Приподнявшись на постели, Елизавета выглянула наружу, но приехавший человек уже вошел в дом, и она увидела только грумов, уводивших коня. Господи, хоть бы это был не кто-нибудь из местной знати, приехавший нарушить ее покой.
Но нет. К величайшему изумлению Елизаветы, когда дверь в комнату отворилась, на пороге стоял Генрих.
– Бесси, я был в Вудстоке и узнал, что вы в Лэнгли. Я не мог не приехать.
Тремя большими шагами он преодолел пространство, отделявшее его от кровати Елизаветы, глядя на нее, как обычно, с любовью. Только теперь она поняла, как соскучилась по нему, каким пустым было ее существование без него.
– Генрих!
Елизавета быстро встала и сделала бы реверанс, но он поймал ее в объятия и прижал к себе, а она стояла и думала: как хорошо быть снова рядом с ним.
Гнев ее совершенно прошел. Отправив Артура в Ладлоу, Генрих поступил так, как считал правильным. Он наказал Куртене и Сесилию не для того, чтобы обидеть свою супругу, нет, он хотел показать поучительный пример, чтоб другим неповадно было. И, чувствуя, как бьется сердце Генриха у ее груди, разве могла она подумать, что его привлекала Кэтрин Гордон? Какая чушь! Теперь ей это яснее ясного.
Она погрязла в себялюбии, думала только о себе. Слишком сильно предавалась своему горю и возмущению, чтобы мыслить здраво. Может быть, она все-таки не зря уехала: благодаря этому ей теперь понятно, что ее реакции были неразумными. Иногда нужно проще смотреть на вещи.
– Простите меня, – всхлипнув, сказала Елизавета, прижимаясь щекой к груди Генриха. – Я не должна была покидать вас. Вы тоже скорбите.
Он отстранился и приподнял ее подбородок, чтобы они смотрели в глаза друг другу.
– Нет, Бесси. Я был зол. И вел себя как полный дурак. Я знаю, что обидел вас.
– Я больше не обижена, – сказала она. – Для меня величайшая радость видеть вас. Какое счастье, что вы приехали!
– И я тоже рад. – Он улыбнулся и нежно поцеловал ее. – Но мне сказали, вы были нездоровы.
– Мне гораздо лучше, оттого что я вижу вас. Я просто чувствовала себя усталой. Наверняка это пройдет, когда ребенок подрастет.
– Тогда вы должны вернуться к отдыху, cariad, а я посижу с вами, и вы расскажете мне о своих приключениях.