В сентябре Елизавета и Сесилия отправились на ярмарку, их сопровождали двое вооруженных стражников и две горничные из Хейтсбери. Девушки бродили вдоль прилавков, тратили мелкие монеты на ленты, пуговицы и прочие мелочи, подошли к тому месту, где жарили на вертелах свинину, чтобы поесть горячего мяса, которое подавали на больших деревянных подносах с толстыми ломтями хлеба, потом смотрели, как акробаты выделывают всевозможные трюки. Никто их не узнавал, так как они были в простых платьях и платках, отчего легко могли сойти за дочерей какого-нибудь преуспевающего йомена.
После этого сестры стояли и пили сидр, а рядом с ними болтали о том о сем какие-то люди.
– В этом нет сомнений, – сказал один мужчина. – Король Ричард сжил со свету детей короля Эдуарда.
– Истинно говорю вам, – включилась в разговор толстая женщина. – Он забрал его сына.
Елизавета и Сесилия переглянулись.
– Я слыхал, что Ричмонд снова явится, – заявил другой мужчина. – Он поклялся жениться на дочери короля Эдуарда.
– Не, – сказал его приятель, – в прошлом году ему подрезали крылья. Король Ричард готов к встрече с ним. Ричмонд теперь сюда не сунется.
Елизавета затаила дыхание. Вдруг ей расхотелось слушать дальше.
– Пойдемте, Сесилия, посмотрим на глотателя огня, – сказала она.
В начале декабря в Ист-Корт прибыл королевский гонец, и капитан Несфилд позвал всех вниз, в холл, принимать его.
Мужчина был в багрово-синей ливрее Ричарда с эмблемой белого вепря. Он поклонился матери и протянул ей письмо:
– Мадам, его милость король просит вас прислать своих дочерей в Вестминстер на Йолетид, чтобы они сопровождали королеву.
Сердце Елизаветы воспарило. После скучных месяцев, проведенных в Хейтсбери, поехать ко двору – как это будет восхитительно! Она видела, что и сестры думают так же, даже четырехлетняя Бриджит. Они все с надеждой воззрились на мать, молясь, чтобы та не отвергла приглашение.
Королева колебалась, глазами быстро пробегая письмо, и хмурилась. Елизавета догадалась, что она размышляет, не опасно ли отдавать оставшихся у нее детей в руки короля.
– Прошу вас, миледи, разрешите нам поехать, – попросила Елизавета.
– Это высокая честь, – вступил в разговор капитан Несфилд, тоном подчеркивая, насколько почетным для недостойных бастардов он считает такое приглашение.
Мать собралась было возразить, но промолчала, сложила письмо и убрала его в карман. Елизавета задумалась: что же в нем было? Новые заверения в благонамеренности, предположила она.
– Мне нужно время подумать, – сказала мать. – Я дам ответ после того, как поищу наставления у Господа.
– О миледи… – хором выдохнули Елизавета, Сесилия и Анна.
– Имейте терпение, – строго одернула их мать. – Капитан Несфилд, будьте добры, позаботьтесь о том, чтобы посланца короля накормили. – С этими словами она встала и удалилась в часовню.
Сестры были на грани отчаяния. Они ничем не могли себя занять – так им хотелось услышать, что мать отпускает их ко двору. Казалось, прошло много часов, прежде чем королева вернулась.
– Я решила, – сказала она. – Вы все можете ехать.
– Спасибо вам! – хором отозвались девочки и едва не запрыгали от восторга.
Начались суматошные сборы. Среди общего воодушевления Елизавета не забывала о матери, которая останется одна в компании горничных и капитана Несфилда. Для нее Рождество будет унылым.
– Вы уверены, что с вами все будет хорошо? – спросила она.
– Да, – заверила ее мать. – Не беспокойтесь, капитан Несфилд получил разрешение, чтобы меня навестила ваша тетя Мэри, леди Риверс. Мы, две вдовушки, поутешаем друг друга.
Это известие обрадовало Елизавету. Значит, она может отправляться ко двору с чистой совестью.
Королева Анна выглядела нездоровой и гораздо старше своих двадцати восьми лет. Елизавета не могла поверить глазам, увидев, как та изменилась за прошедшие шесть месяцев. Тетя была худа и бледна, тень себя прежней, на ее осунувшемся лице читалась печать горя. Тем не менее она приняла племянниц с добротой и любезностью, особенно Елизавету, к которой проявила исключительную милость и обращалась с нею как с сестрой. Но печаль ее то и дело прорывалась наружу. Ни приятная компания, ни помпезная радость праздничных торжеств не могли исцелить рану в ее сердце, нанесенную потерей сына.
Вскоре Елизавета услышала, о чем шептались между собой придворные дамы королевы. Печально качая головой, они говорили, что Анне недолго осталось пребывать на этом свете. Елизавета любила свою тетю, и ей было грустно видеть, насколько та поглощена трагедией и при этом храбро старается вести себя как обычно.
Глубокое горе сказалось и на Ричарде. Он выглядел изможденным и угрюмым. Елизавета понимала, что, помимо борьбы с тяжестью утраты и тревоги за здоровье жены, ему все время приходится оглядываться через плечо и следить, не затевают ли враги поход против него. Тем не менее он встретил Елизавету радостно и тепло обнял. Она почти ощутила любовь к нему. Это был дядя, которого она знала. Только бы ей увериться, что он не обманывал ее.