Елизавета Йоркская: Роза Тюдоров

На столе горели свечи и лежала чистая бумага: вероятно, теперь они окончательно утвердились в своих планах и не желали отступать. Елизавета в своем смешном мальчиковом костюме села за стол и начала под их диктовку писать письмо Генриху Ланкастеру. Когда они стали называть даты и пункты сбора, она наконец полностью осознала всю серьезность их замыслов. И сама она, обещая Ланкастеру выйти за него замуж, оказывалась центральной фигурой заговора. Никогда еще она не испытывала такой благодарности к родителям, которые не поленились дать ей образование. Красивым четким почерком она сообщала сведения о войсках, снабжении, возможных местах высадки и, покончив с этим, положила на стол запечатанное письмо, которое она решила передать ему лично от себя, — любовное послание девушки, умолявшей его приехать к ней. Она сняла с пальца кольцо.

— Прошу вас, Хамфри, вручите все это графу Ричмонду от меня лично, — обратилась она к Брэртону, которому предстояло взять на себя опасную миссию гонца.

У нее сохранились самые смутные воспоминания о том, как они возвращались в Вестминстер. На этот раз она ехала вместе с лордом Стенли и остальными. После духоты в переполненной людьми комнате свежий воздух подействовал на нее опьяняюще. Было темно, и, кроме отдельных освещенных окон, только звезды, сияющие над покатыми крышами домов, указывали им путь по узким лондонским улочкам. Елизавете было и страшно, и радостно при мысли о том, на что она решилась. В ее голове проносились торжественные фразы, прозвучавшие в той комнате: «В стране воцарятся мир и процветание», «Алая и Белая розы, наконец объединятся». И вот звучит проникновенный голос ее матери: «Теперь мои сыновья будут отомщены!» И вспоминается вкрадчивый голос Маргариты Ричмонд, расхваливающей своего сына: «Он упорный, способный и добрый». Будет ли он добр к ней, своей жене? Направляясь к дому при свете звезд, она почувствовала себя королевой, хотя ехала вместе со Стенли под видом о пажа. Она готова взять в свои руки верховную власть. По доброте душевной она предложила Генриху Тюдору все, что у нее есть, представляя его себе сказочным рыцарем, который приедет и освободит ее. Взглянув на свою руку, держащую поводья, с которой она сняла кольцо, Елизавета подумала: «Этой ночью я, возможно, изменила судьбу Англии».

Но когда перед ними выросла темная громада дворца, Елизавета несколько сникла. Заметив свет в личных апартаментах короля, она впервые вспомнила о Ричарде. Не как о представителе правящей династии, а как о человеке. О человеке, с которым она общалась и которого сейчас предала. И возможно, это грозит ему смертью. Как и она, он был йоркистом, а не ланкастерцом. «А если когда-нибудь выяснится, что он непричастен к смерти моих братьев?» — нашептывала ей ее придирчивая совесть. А что, если Нед жив и скрывается сейчас где-нибудь? Выходит, она и его лишит возможности занять трон, принадлежавший ему по праву. Не получится ли так, что всю свою жизнь она будет раскаиваться в сегодняшнем поступке?

Узнав лорда Стенли, стражник отдал честь. Из караульной комнаты выскочили солдаты, на ходу застегивая ремни. Конюхи подбежали к лошадям, и заспанный слуга принес факел. Елизавета, у которой от езды верхом онемело все тело, буквально вывалилась из седла.

— Эй, мальчишка, держи мою шляпу и перчатки! — крикнул Стенли, чтобы дать ей возможность оставаться рядом с ним, когда они проходили в ворота. А потом он грубо толкнул ее к черной лестнице.

— Быстро наверх — и в постель, иначе наутро вообще ничего не будешь соображать! — громко приказал он, чтобы все слышали.

Елизавета в душе поблагодарила его и стала подниматься, почувствовав облегчение оттого, что все уже позади. Зевая во весь рот, она отцепила с рукава значок с орлом.

Дойдя до конца ступенек, Елизавета остановилась и огляделась. К счастью, во дворце, похоже, все спали. Она слышала через закрытую дверь, как кто-то храпит. Вот уж поистине Бог милостив к ней!

Чтобы попасть в свою скромную комнатку, которая находилась в хозяйственном крыле замка, ей нужно было миновать королевские апартаменты. Она снова остановилась и прислушалась, когда подошла к длинной галерее, находящейся в конце апартаментов; кажется, там тоже пусто. Под арками в начале и в конце галереи всегда горели светильники. Поднялся ветер, где-то хлопнуло окно, и от движения воздуха в полумраке будто бы ожили огромные, в рост человека, фигуры, вышитые на гобеленах. Елизавета сделала шаг вперед, надеясь, что сумеет благополучно проскользнуть мимо них. Внезапно, когда было уже слишком поздно что-то предпринимать, она заметила в дальнем конце коридора человека, который яростно сражался с призраками и вот-вот должен был вступить в круг света под аркой.

Елизавета зажала себе рот рукой, чтобы подавить крик ужаса.

Это был король.

Он не стал наказывать меня за сочувствие в деле Букингема, думала она. А сейчас, если он заметит меня, мне не жить. Зажатая в руке ливрейная кокарда будет означать для меня смертный приговор.