Елизавета Петровна

Болезненная привязанность Петра III к прусскому королю прослеживается не только в словах российского монарха, но и в его делах. В мае 1762 года Петр III писал прусскому королю: «Я убежден, что ни один из собственных подданных ваших не предан более моего вашему величеству». Коварный король также не скупился на хвалебные эпитеты в адрес своего поклонника: «человек, желанный небом», «интимный друг», «божественный монарх, достойный алтарей», «милостивое божество», человек «с божественным характером». Письма Фридриха изобличают в нем человека, в совершенстве постигшего психологию своего адресата и в совершенстве овладевшего способами воздействия на него. Льстивые слова прусского короля способны были вскружить и не такую слабую голову, как у Петра III. Император принимал комплименты за чистую монету и еще более привязывался к Фридриху. «Самая сильная страсть императора, — засвидетельствовал граф Мерси д’Аржант, — превышающая все остальное, — это, бесспорно, неограниченное уважение к королю прусскому». Эта страсть воплощалась в разнообразных поступках, наносивших ущерб интересам России.

В первую же ночь, когда Петр Федорович оказался на престоле, он отправил курьера к графу Чернышеву с повелением прекратить военные действия против Пруссии, затем заключил с ней мир, отпустил пленных пруссаков без выкупа, возвратил Фридриху II земли, занимаемые русскими войсками. Выше всего на свете Петр III ценил пожалованное ему королем звание генерал-лейтенанта. Он хвастал, что поступил на прусскую службу еще пять лет назад в чине капитана, и верил признаниям Фридриха II в том, что быстрому продвижению по службе обязан своим военным дарованиям. Дело дошло до того, что спущенному на воду русскому военному кораблю он присвоил название «Король Фридрих».

Петр III был подобострастен не только к самому прусскому королю, но и к его уполномоченному. Он не принимал ни одного решения в делах внешней политики без консультации с полковником Бернгардом Гольцем. Преклонение петербургского монарха привело в замешательство даже прусского генерала Вернера, заявившего, что он «никогда не мог бы себе представить, что снисходительность и преданность русского императора к его королю заходит так далеко, если бы сам не был очевидцем этого». Российский император Петр III выполнял незамедлительно и беспрекословно рекомендации доверенного лица Фридриха II.

Во внешнеполитическом курсе России с вступлением на престол Петра III наметился крутой поворот, впрочем, не являвшийся неожиданным, — велась интенсивная подготовка к походу против своего союзника — Дании: мышление императора оставалось на уровне голштинского герцога, и он решил втянуть истощенную страну в новую войну ради возвращения Шлезвига. 5 мая был подписан мирный договор с Пруссией, а вслед за ним трактат о союзе, в результате которого Фридрих II получил в свое распоряжение 16-тысячный корпус Чернышева, предназначавшийся для военных действий против другого союзника России — Австрии. Так была поругана честь России, перечеркнуты результаты всех ее побед, стоившие стране огромных материальных ресурсов и человеческих жизней. Достаточно сказать, что только в трех главных сражениях Семилетней войны (Гросс-Егерсдорфское, Цорндорфское и Кунерсдорфское) официальные потери русской армии и, следовательно, сильно заниженные составили 10 506 убитыми и 27 214 ранеными. Не счесть, сколько человек погибло во время мелких стычек и в результате болезней. Поступки Петра III, по сути, являлись предательством по отношению к России. Зато был доволен акциями Петра III прусский король, отметивший в мемуарах: «Оказалось, что Петр III имел превосходное сердце и такие же благородные и возвышенные чувства, каких обыкновенно не бывает у государей… он пошел даже далее того, что можно было ожидать».

Этого ничтожного монарха некоторые историки возвели в крупного государственного деятеля. Впрочем, ныне пошла мода награждать мудростью не только Петра III, но и столь же бездарных государей, как Федор Алексеевич, Павел I, Александр III и Николай II.

И еще одно наблюдение: содержание главы, на наш взгляд, дает основание считать ее название обоснованным. Начнем с отсутствия убедительных причин для вступления России в Семилетнюю войну — эта акция была продиктована не столько государственными интересами, сколько неприязнью императрицы к королю-атеисту, отличавшемуся к тому же злословием в ее адрес. За пять лет войны сменилось четыре главнокомандующих русскими войсками, три из которых были бездарнее один другого. Они руководствовались в своих действиях не военными, а политическими мотивами и игнорировали элементарное правило военного искусства — разгромленного противника надлежит преследовать до полной над ним победы. Наконец, окончание войны было столь же странным, как и ее начало: выход из войны был продиктован не государственными, а личными мотивами — на этот раз не антипатиями, а симпатиями к Фридриху II.

Глава 10 Кончина. Итоги двадцатилетнего царствования