Первым манифестом молодого правителя Меньшиков заставил произвести себя в генералиссимусы, и это имело для него важное значение. Он был отныне командиром всей гвардии, а солдаты ему были нужны, необходимо даже нужны для приведения своих преступных планов в исполнение, они были нужны для козней против боярских дружин.
Саксонский посланник Лефорт сообщал своему королю о том времени следующее: «Никогда и никто не дрожал так от боязни даже пред умершим самодержавным императором, как приходилось ныне дрожать пред палачом Меньшиковым. Прежний деспотизм прямо-таки игрушка в сравнении с теперешним. Даже дышать свободно не разрешается: всё трепещет от страха пред этим палачом. То и дело велит он арестовывать и запирать в тюрьмы людей, совершивших не государственные или уголовные проступки, а просто людей иного с ним мнения, иных воззрений, людей, в которых он «подозревал» своих врагов…»
Молодой царь в первое время своего правления был ничем иным, как игрушкой в руках Меньшикова. Вскоре после смерти Екатерины, он обручил Петра со своей дочерью Марией, вторую же дочь помолвил с герцогом Курляндским. Богатства его росли невероятно, и то, что ему добровольно или «из уважения» не неслось в жертву, бралось им без церемонии. Даже и царя сумел этот интриган скрутить и сузить в его императорском бюджете, не говоря уже о князьях да княгинях: всё должно было его слушаться и в действительности оно так и было. Гольштинец вскоре заметил, что со смертью дорогой тещи его песенка была спета и порешил подобру-поздорову ехать восвояси. Жена его, Анна Петровна, немало пролила при этом слез, так как с одной стороны знала, что у нас на Руси едят каши-то с маслицем, с другой же стороны — ведь и она обладала сердцем, которое одной любовью к мужу не довольствовалось, тащить же всех любовников с собою она не решалась. Несколько месяцев спустя после отъезда этой парочки из Петербурга, Анна родила, и этому ребенку был суждено играть трагическую роль русского квазимодо — Петра III-го, задушенного по высочайшему повелению супруги этого несчастного субъекта, великой Екатерины II. Анна вскоре затем умерла и, таким образом, единственной дочерью Екатерины I-ой осталась Елизавета Петровна.
V
Итак гольштинцы укатили в свою заморскую страну, и восемнадцатилетняя девица Елизавета задумала серьезную шутку и рисковала при этом не только своей свободой, но и своей жизнью. Приходилось вести войну против Меньшикова, а для того, чтобы окончить ее успешно, нужна была лучшая артиллерия, нужны были громадные силы. Полноправный царедворец обидел её высочество тем, что приказывал ставить её имя в придворных церемониалах и пр. по порядку за своей дочерью Марией, носившей в то время уже титул «её высочества», и это, разумеется, не могло импонировать единственной наследнице великого Петра.
Меньшиков держал Елизавету долгое время «подальше» от царя, но Елизавета сумела, несмотря на эти меры, добиться доступа к своему племяннику и племяннице Наталии и сумела даже оказать влияние на них. Вскоре после этого уже стало открытым секретом двора, что двенадцатилетний Петр о своей высоконареченной невесте и знать ничего не желал, тогда как он питал особенно нежные чувства к своей дорогой тетушке Елизавете Петровне — так сообщает нам историограф Германн.
Меньшикова этот переворот крайне озадачил, и когда он явился к своему зятьку с упреками по этому поводу, последний заявил ему, что он-де не позволит себя водить за нос и угощать оплеухами, как было с его покойным отцом.
Елизавета знала отлично, с какого конца нужно было начать, и не постыдилась даже того, чтобы растлить на себе коронованного мальчишку, хорошо зная, что став с ним на такую почву, она имела его в своих руках. Но и этого ей казалось недостаточным, — она боялась войска и поэтому нужно было заручиться и с этой стороны если не симпатией, то по крайней мере — чувством страха. Она втянула в своей кружок всевозможных офицеров — разумеется, занимались при этом и любовью, — разыскала своего прежнего возлюбленного гвардейца Шубина, и началась агитация против Меньшикова. По настоянию Елизаветы, 18-го сентября 1727 г. Петром был подписан указ по войскам гвардии, чтобы от Меньшикова никаких приказаний не принимали, и в тот же день всемогущий генералиссимус был арестован майорами Юсуповым и Салтыковым.
Итак Меньшиков пал. При объявлении ему царского приказания с ним сделался обморок. О таком конце он никогда не думал, такой печальной развязки этот злодей не подозревал. И кто нанес ему такой губительный удар? Двенадцатилетний юноша, которого еще так недавно держал он в своих руках и с которым он обращался, как с комком воска!
Гвардия постояла за царя-батюшку.
Родня Меньшикова, недавно еще пользовавшаяся таким почетом и влиянием, стояла теперь на коленях перед Петром, его сестрой и теткой, — но напрасно лили они слезы, напрасны были их горячие мольбы и уверения, — Меньшикова песенка была спета, его царствованию и властвованию был конец, бесповоротный конец…