Елизавета Тюдор

Несколько дней принц добирался с побережья в столицу. На всём пути следования его приветствовали, как могли. Сундуки с богатствами и щедрость жениха сделали своё дело: англичане потихоньку начинали его любить, как родного. А уж Лондон к приезду Филиппа украсили так, будто никогда и не было против него никаких разговоров, а уж заговоров и подавно. Память горожан оказалась коротка. Они позабыли про казни, пытки и томящихся по-прежнему в Тауэре узников. Но о последних не забыл прибывший жених. Первая просьба, которую он высказал королеве, касалась сидевшей в темнице принцессы.

— Прошу вас выпустить Елизавету из тюрьмы в честь нашей свадьбы. В такой великий для двух стран день я хотел бы отпустить на свободу тех, кто находится в Тауэре.

— Всех? — ужаснулась королева, но быстро взяла себя в руки. — Хорошо. Елизавета будет отпущена. Она будет отправлена в Вудсток без права передвигаться по стране. В том числе приезжать в Лондон, — Марии не нравился интерес Филиппа, проявляемый к её сестре, но она понимала, что лучше Елизавету всё же отправить из Тауэра во дворец, расположенный подальше от столицы. В Тауэре принцесса явно продолжала вызывать к себе интерес.

Так совершенно неожиданно к свадьбе королевы из темницы выпустили Елизавету и всех её приближённых. Их поселили в скромном дворце в Вудстоке, что, впрочем, было лучше, чем самая прекрасная тюрьма на свете. Долгожданная свобода разлучила Елизавету с Робертом Дадли. Его судьба была неизвестна.

Перед отъездом из Лондона Елизавету привезли в королевский дворец.

— Надеюсь, тебе в голову не придут всякие глупости, — сурово сказала Мария. — Филипп просит выпустить тебя из Тауэра, и в честь свадьбы я это делаю. Мой возлюбленный, будущий супруг, — великодушен. Его отец, мой двоюродный брат, император Карл Пятый, — перечислила уважительно все титулы кузена Мария, — настоятельно мне советовал тебя казнить. Я, как видишь, этого не сделала. Тебе следует быть благодарной.

Елизавета не спорила. Она и в самом деле была благодарна Филиппу, по непонятной причине захотевшему настаивать на её освобождении.

— Тебе следует переменить веру. Я уже с тобой говорила об этом, — продолжала Мария, — протестанты видят в тебе символ, нерушимость их идеалов. Необходимо изменить их мнение. Показать, что они ошибались. Ты должна выступить и покаяться.

— Мне не в чем каяться, — Елизавета насупилась. Разговор о смене вероисповедания всегда заканчивался только одним: она отказывалась. Отец и брат даже сильнее влияли на её решение, чем все другие обстоятельства. — Оставь эти разговоры. Ты знаешь, я не отступлюсь. Я не пытаюсь вести за собой народ. Пусть остальные поступают так, как велит им сердце и разум.

— Ты не права. И зря упорствуешь. На моей стороне слишком многие. И теперь я заручилась поддержкой Испании. Мой будущий муж — католик. В этой стране заблуждавшихся вернут в лоно церкви. Или ты не понимаешь, что всё изменилось? В живых больше нет ни твоего отца, ни брата.

— Они такие же отец и брат тебе, как и мне. — Серьёзно рискуя угодить обратно в Тауэр, Елизавета, сама на себя удивляясь, продолжала упираться.

— К сожалению, — отрезала Мария, — они заблуждались. И ты тоже заблуждаешься. У тебя будет время подумать. В Вудстоке тебя никто не побеспокоит…

Перед отъездом Елизавета была представлена испанскому принцу. «Портрет не солгал», — подумала принцесса, увидев высокого, стройного Филиппа, кидавшего на неё пылкие взгляды.

— Я рад, что вы вышли из тюрьмы, — проговорил он, кланяясь, — надеюсь, мы ещё увидимся. Ваша сестра смилостивится и позволит вам бывать при дворе.

— Не уверена, — пробормотала Елизавета, понимая, что попадает под обаяние приветливого принца, — но в любом случае я должна благодарить вас за вызволение из тюрьмы. Если бы не вы, неизвестно, когда я бы смогла оказаться на свободе.

Филипп продолжал галантно раскланиваться, уверяя принцессу, что ничего такого уж не сделал. В конце беседы он пообещал предпринять все меры к тому, чтобы Елизавета переехала из замка в Вудстоке поближе к Лондону.

В то лето из Тауэра вышли ещё несколько человек, в том числе Роберт Дадли. В преддверии свадьбы королева была милосердна и добра…

* * *

Прибыв в Вудсток, Фредерико быстро понял, что разница между заброшенным замком и Тауэром заключалась лишь в наличии или отсутствии свежего воздуха. Так, по крайней мере, он говорил сам себе, поняв, что Елизавету и её небольшую свиту оставляют на положении узников. Письма писать запрещалось принцессе, а значит, и всем остальным тоже. Читать она могла только то, что ей присылалось из Лондона. Книги отбирала лично королева. Фредерико последнее волновало меньше. Но письмо сыну явно откладывалось на неопределённый срок.

Фредерико, тем не менее, каждый день старался написать хоть несколько строк. В итоге повествование о его жизни заняло несколько страниц.

— Как вы думаете, ваше высочество, — спрашивал он принцессу, — позволят ли нам когда-нибудь выезжать отсюда и вести переписку?