Елизавета Тюдор

В те январские дни 1559 года, когда подходило время вечерних бесед и молитв, во многих протестантских семьях открывали Библию на одних и тех же страницах и читали Книгу Судей: «…были пусты дороги, и ходившие прежде путями прямыми, ходили тогда окольными дорогами. Не стало обитателей в селениях у Израиля…» Не такой ли мрачной и опустошенной казалась и Англия в царствование Марии Католички, не покинули ли ее сыны, вынужденные бежать, спасаясь от костров? «Избрали новых богов, оттого и война у ворот…» И англичане, отказавшись от истинной веры и вернувшись к «папистскому идолопоклонству», подобно народу Израилеву, были наказаны за отступничество войной и поражением в ней. Так проповедовали своей пастве протестантские священники не только в Англии, но и в общинах английских эмигрантов в Германии и Швейцарии. Но уже не было безысходности в их проповедях, ибо пришел час избавления. Как некогда Господь послал своему избранному народу необыкновенную прорицательницу и судью Дебору, сплотившую войска и вдохновившую их на борьбу с врагами, так и Англии ниспослана спасительница, и радостная песнь победы скоро зазвучит над их землей. И многие губы истово шептали: «Воспрянь, воспрянь, Дебора, воспой песнь!»

Те, кто так исступленно ждал пришествия Елизаветы, естественно, надеялись, что дочь Генриха и сестра Эдуарда немедленно запретит мессу, изгонит католических епископов, упразднит монастыри, восстановленные сестрой-католичкой, и очистит церковь от вредной «рухляди» — икон, распятий, органов, кадильниц и пышных священнических облачений, чтобы сделать ее более похожей на первоначальную апостольскую. Все же, кто был повинен в смерти сотен невинных христиан, понесут неизбежное наказание.

Как, однако, далеки были эти надежды пылких верующих от планов их государыни. Призывы «Отмсти!» и «Торопись сделать богоугодное дело» совсем не вызывали у нее энтузиазма: она не была фанатична и не любила фанатиков, даже если с рождения разделяла их религиозные взгляды. Годы борьбы за выживание научили ее осторожности; необходимо было взвесить все «за» и «против», прежде чем разжечь огонь, который воспламенит души людей, снова поднимет англичанина на англичанина, расколет нацию. А Елизавета могла видеть этот трагический раскол повсюду — в Германии, в Швейцарии, во Франции, где христиане уничтожали друг друга только потому, что одни верили, что во время таинства причастия хлеб и вино пресуществляются в плоть и кровь Христа, а другие — нет. Она и сама при всем своем недюжинном образовании не решила для себя этот вопрос и не считала, что надо принуждать и наказывать тысячи не столь грамотных и искушенных подданных за то, что они придерживались той веры, в которой их воспитали. Позднее она скажет: «Я не хочу отворять окна в человеческие души». Такая терпимость, присущая лишь редким и поистине лучшим умам той эпохи, удивительна в молодой женщине, выросшей в жестоких коллизиях Реформации. Толерантность не очень вяжется с привычным и более поздним образом Елизаветы — протестантской государыни, которая полжизни посвятит борьбе с католической Испанией. Но люди не всегда есть то, во что их превращают обстоятельства. И если, оставаясь всегда не более чем умеренной протестанткой, она тем не менее запечатлелась в памяти людей как один из вдохновенных лидеров европейского протестантизма, то это лишь еще одно доказательство ее политических способностей.