Елизавета Тюдор

Лето 1588 года выдалось на редкость ненастным, с непрекращающимися ливнями и штормами. Полуголодные английские матросы сидели в Плимуте и в буквальном смысле ждали у моря погоды, когда на горизонте показались корабли Медины-Сидонии. По преданию, Дрейк в это время играл в шары. Услыхав крик дозорного, что испанцев заметили у мыса Ящерица — западной оконечности острова, он спокойно довел партию до конца и лишь после этого приказал сыграть общий сбор. По всему побережью от Девона и Дорсета до самого Кента один за другим загорались сигнальные огни, пробиваясь сквозь туман и оповещая Англию о том, что настал долгожданный и страшный час испытания. Графства поднимались по тревоге, старики и мальчишки облачались в кирасы. Вот когда Елизавета могла с гордостью сказать, что не напрасно верила в своих подданных и что ее политика религиозной терпимости оправдалась. В момент национальной опасности вокруг нее сплотились все. Уолтер Рэли, мореплаватель и царедворец, писал в те дни: «Пусть ни один англичанин, какую бы религию он ни исповедовал, не думает об испанцах иначе, как о врагах, которых он должен победить во имя нашей нации». И они ополчились против врага, и не стало ни католика, ни протестанта — все они были англичанами.

Армада тем временем огромным угрожающим полумесяцем вползала в узкий пролив. Никто не знал, куда именно направляется эта ущербная и грозная луна. Испанцы, в свою очередь, не ожидали встретить почти весь английский флот у входа в проливы, они рассчитывали достичь Дувра, не вступая в сражение. Обе стороны находились в смятении, но англичане, похоже, пришли в себя быстрее. Их эскадры разделились: Ховард отошел на восток, а Дрейк остался атаковать врага на всем пути его следования. С небольшой, но мобильной эскадрой он, как бойцовый петух, набрасывался на испанцев и с удовольствием наблюдал со своего флагмана, носившего грозное имя «Возмездие», как английская артиллерия один за другим выводит из строя испанские галеоны. Тактика испанцев и та концепция войны, которой они придерживались, безнадежно устарели. По большей части их корабли были гигантскими и неповоротливыми транспортами для пехоты, артиллерия предназначалась для осады на берегу, а не для морских сражений. Они и собирались воевать на суше, а не среди волн. Английский Дракон явно чувствовал себя увереннее в родных водах. Правда, ему катастрофически не хватало боеприпасов и провианта, за которыми приходилось заворачивать во все попутные порты. Весь июль голодные английские морские волки трепали Армаду, пока она наконец не оторвалась от них и не пристала к французскому берегу около Кале.

Наступал решающий час. В хорошую погоду из Кале виден английский берег и Дувр. Испанцев отделяли от них лишь несколько десятков миль, оставалось сделать последний бросок. Там их готовились встретить лучшие корабли Елизаветы — ее собственный «королевский флот», туда же стекались эскадры Дрейка и Ховарда, с пробитыми парусами, закопченные от пороха, потрепанные штормами.

Ветер был третьим участником сражения. Он упорно отгонял оба флота на север. Но англичане стояли на якоре в просторной гавани Дувра, а акватории Кале испанцам явно не хватало. Медина-Сидония ждал здесь известий от герцога Пармы. Связь с ним не удавалось наладить — нерасторопности курьеров и фельдъегерей испанцы обязаны своим поражением не меньше, чем английским морякам. Когда Парма со своими десятью тысячами солдат подошел к Дюнкерку, чтобы погрузиться на корабли, Армада уже снялась с якоря и ветер угнал ее слишком далеко в Северное море. Однако поднять якоря ее все-таки заставили англичане. Они атаковали противника в гавани своими горящими лодками, как год назад в Кадисе, и, чтобы избежать пожара, испанцы были вынуждены ретироваться. Остальное довершил ветер: их бросило на мели около побережья Зеландии, с которых удалось сняться немногим, и понесло дальше, где уже не было гаваней, пригодных для высадки. Не осталось ни сил, ни провианта, ни пороха. Корабли, преследуемые англичанами, обогнули Британские острова и с трудом возвратились домой, потеряв две трети из тридцати тысяч «непобедимых». Вдоль всего побережья мальчишки еще долго вылавливали из воды остатки их амуниции — то, что море не приняло в жертву…