Елизавета. Золотой век Англии

Несколько изменить свое отношение к ситуации Елизавету заставили вести из Франции. Мориц Оранский превратил армию Нидерландов в боеспособную единицу. Штурмом был взят Гронинген, отвоеваны почти все территории семи северных провинций. В январе 1597 года неподалеку от Тюрнхаута голландцы наголову разбили испанцев. Однако Пикардия все еще оставалась вне досягаемости, и помочь отчаянно противостоящему Испании Генриху IV Французскому не было никакой возможности. В начале марта в Лондон пришли ужасные новости о том, что Амьен взят войсками Альбрехта, эрцгерцога Австрийского, которые готовы перейти Сомму и двинуться на Париж. Генриху пришлось срочно отправлять посланцев через Ла-Манш и просить Елизавету о помощи. На этот раз он был согласен оставить ей Кале в качестве залога, лишь бы она выслала войска[1041].

Елизавета изобразила равнодушие, заявив, что не может предложить более того, что уже делает[1042]. Из-за ее отказа Генриху пришлось мобилизовать все свои силы для отвоевания Амьена, после чего он был готов заключить с Филиппом мир, несмотря на имеющийся договор с Елизаветой. Французские войска направлялись к Амьену примерно в то самое время, когда Елизавета отчитывала Роберта Сесила за поддержку военных планов Эссекса, а посланные Генрихом для заключения мира с Испанией переговорщики были на пути в Рим.

Однако на фоне амьенской катастрофы Елизавета пересмотрела свое отношение к плану нападения на Испанию. До нее дошли слухи о том, что король Филипп отремонтировал более 150 кораблей в Ферроле, Ла-Корунье и Лиссабоне, и те готовы вновь отплыть в сторону Британских островов. 20 мая, после препирательств с наиболее предприимчивыми членами Тайного совета, Елизавета отправила письмо Морицу Оранскому с просьбой одолжить ей тысячу солдат вспомогательного войска под командованием сэра Фрэнсиса Вира, а также пятнадцать флейтов, пригодных для высадки войск, вместо предложенных им ранее двадцати боевых судов[1043].

Тем временем Эссекс собрал флот из ста двадцати кораблей, а также придумал, откуда взять 6000 солдат, без того чтобы возвращать войска из Нидерландов и Франции. Он предполагал набрать необходимое число солдат из народного ополчения. Шаг беспрецедентный и даже незаконный, ведь по закону ополченцы обязаны были защищать собственный край. Но разве Эссекс когда-нибудь отличался щепетильностью в подобных вопросах? Ему нужны были солдаты, и он нашел единственный быстрый и верный способ их заполучить[1044].

Итак, 4 июня в Гринвичском дворце привычным размашистым росчерком пера королева подписала бумагу о назначении Роберта Деверё, графа Эссекса, главнокомандующим. Через одиннадцать дней Эссекс получил четкие указания. Первым делом уничтожить все испанские суда в гавани Ферроля. Затем отправиться к Азорским островам и захватить Терсейру. Если же по пути английским судам повстречаются набитые товарами испанские корабли из Нового Света или португальские галеоны из Ост-Индии, тем лучше[1045].

В отличие от приказов, отданных в прошлом году относительно Кадиса, на этот раз королева давала Эссексу разрешение на захват любого владения Филиппа с последующим превращением оного в военную базу[1046]. Однако дошедший до нас последний вариант указаний говорит о том, что Елизавета все-таки не предоставила Эссексу тот карт-бланш, на который он рассчитывал. Приоритетом был захват Терсейры. И покинуть остров графу дозволялось лишь в том случае, если оставленный там гарнизон будет способен обороняться без дополнительной поддержки[1047]. Мечтавшая об испанских богатствах Елизавета нацелилась именно на Терсейру по той причине, что этот остров служил последним перевалочным пунктом на пути «серебряного конвоя», откуда груженные драгоценностями и товарами суда направлялись уже прямиком в Испанию.

Позволение захватить любой город, а не одну лишь Терсейру, из Елизаветы, по всей видимости, выжали силой. Наконец граф Эссекс отправлялся в славную и обещавщую успех и богатство военную кампанию. С другой стороны, теперь, когда все его требования были выполнены, у него не оставалось права на ошибку. Позже он будет бахвалиться, опьяненный чувством собственной неуязвимости: «После разгрома испанцев в Ферроле я смогу поплыть куда угодно и учинить там все что захочу. В любой из портов побережья»[1048].