Елизавета. Золотой век Англии

Обстановка еще более накалилась, когда некоторые члены палаты общин представили проекты нового закона о монополиях и потребовали зачитать их вслух. Спикер попытался этому воспрепятствовать, однако тем самым лишь вызвал в членах палаты еще большую злость, и в конце концов одному из проектов дали зеленый свет[1395]. По заявлению Фрэнсиса Мура, юриста из Беркшира, «я не могу ни выразить словами, ни постичь сердцем все те великие беды, которые монополии навлекают на город и страну, которым я служу. Общая прибыль из-за них оседает в карманах отдельных лиц, остальных же подданных Ее Величества они ведут к нищете и загоняют в кабалу». В своей речи Мур подошел опасно близко к критике в адрес королевы: «Господин спикер, я вынужден смиренно заявить: ни одно из прошлых или нынешних деяний Ее Величества я не могу назвать более унижающим Ее достоинство или более гнусным по отношению к Ее подданным или более угрожающим интересам отечества, чем выдача этих монополий»[1396].

В поддержку Мура выступил и лондонский юрист Ричард Мартин, представитель от города Барнстапл: «Я говорю от имени города, что страдает от тяжких бед и крайней нужды, и от имени страны, на плечи которой была возложена непосильная ноша. Важнейшие для моего города и моей страны товары сосредоточены в руках этих ненасытных кровососов от государства». «Что станет с нами, — продолжал он, — если плоды нашей родной земли и ценности, созданные нашими собственными руками, оплаченные нашими потом и кровью и тяжким трудом по колено в грязи и в болотах, окажутся у нас отняты на основании распоряжений верховного правителя, которому его бедные подданные не смеют возражать?»[1397]

Эхо речи Мартина не утихало еще несколько дней. Один из старейших членов палаты общин сэр Роберт Рот, надеясь уколоть самодовольного Сесила, решил зачитать список монополий, пожалованных королевой за последние три года. Однако не успел он начать, как другой парламентарий, молодой и сообразительный юрист Уильям Хейквилл перебил его вопросом: «Хлеб тоже в списке?» И сам же ответил: «Нет, хлеба в этом списке нет, но, если мы не наведем порядок, он окажется там еще до следующего созыва парламента». После этого Сесил понял: предпринять хотя бы какие-то меры придется, и сделать это нужно быстро[1398].

Что касается Елизаветы, сильнее всего во время последней парламентской сессии ее пугало вовсе не то, что говорилось в палате общин. Ее дурное расположение духа в большей степени объяснялось тем, что во время заседания на подходах к зданию парламента началась шумная и подозрительно хорошо организованная общественная демонстрация. Сэр Эдуард Хоби, представитель от Рочестера, приходившийся Сесилу кузеном, но не состоявший при этом на службе у правительства, пожаловался на «толпы людей за дверью, заявляющих, что все они честные граждане». Эти активисты, по его словам, призывают членов парламента «проявить сочувствие к их бедам», вызванным тем, что монополисты «портят им жизнь, лишают их воли и грабят их»[1399].

Спикер приказал толпе разойтись, но его слова не возымели никакого эффекта. Тогда на переговоры с ними был отправлен недавно ставший тайным советником сэр Уильям Ноллис, и эта попытка оказалась более успешной. Когда протестующие наконец разошлись, Сесил в смятении вскочил со своего места и воскликнул: «Что все это значит? Неужели мы станем это терпеть?» Но никто не ответил ему. Желание остальных членов палаты покончить с монополиями было непреклонно, и Сесил, так и не услышавший ни единого голоса в свою поддержку, вынужден был снова сесть на свое место[1400].

Мысль о том, что на королевскую политику начнут серьезно влиять уличные демонстрации или протесты у стен парламента, была самым ужасным из ночных кошмаров Елизаветы. И все же королева понимала: если она хочет и дальше собирать налоги на войну в Ирландии, уступить требованиям протестующих ей придется. Сделать это, впрочем, она решила на своих условиях. В среду 25 ноября спикер выступил перед палатой с посланием от королевы, в котором сообщалось: ее внимание обратили на себя «те горести, которые некоторые из пожалованных ею патентов навлекли на ее подданных». В намерения королевы, по ее словам, никогда не входила выдача грантов, вредоносных сами по себе, и потому «в случае злоупотребления любым из ее грантов или же в случае, если сии гранты послужат причиной несчастий любого рода… она немедля займется пересмотром условий гранта». Свое решение этой проблемы Елизавета намерена вскоре изложить в официальном заявлении[1401].

Сесил вновь поднялся со своего места, чтобы поддержать речь спикера. Под громкие одобрительные возгласы он пообещал, что «письма о содействии» более направляться не будут. Изящно переметнувшись на сторону своих недавних оппонентов, Сесил также начал порицать монополистов, вопрошая, «кто вообще захочет отдавать что-либо, ему принадлежащее, в угоду этим кровопийцам»[1402].