Я уверяю вас, что ни один другой монарх не любит своих подданных столь же сильно, сколь Я, и не сумел бы доказать, что любовь его сильнее Моей. Для Меня нет и не будет такой драгоценности, сколь бы дорога она ни была, которую Я ценила бы выше, чем вашу любовь ко Мне, ибо эту любовь Я ставлю превыше величайшего из сокровищ. И пускай за годы Моего правления Господь помог Мне достичь многих высот, истинным триумфом своей короны Я считаю одно: вашу любовь ко Мне. И подлинную радость в этой жизни Мне доставляет не то, что волею Господа Я стала королевой, а то, что люди, которыми Я правила, благодарны Мне за Мое правление[1418]
.Во всех известных вариантах речи, не исключая и версию Тауншенда, Елизавета настаивает на том, что никогда не пыталась силой отобрать у своих подданных что-либо из им принадлежащего и не угнетала свой народ:
Что же касается Меня, должна сказать, что никогда в жизни Я не проявляла ни жадности, ни ненасытности, ни уж тем более расточительности. Мои мысли никогда не были заняты земными благами, ибо лишь одно благо было ценно для Меня — благо Моих подданных. Все, что было даровано Мне вами, я не прячу для Себя одной, но принимаю и использую, чтобы одарить вас в ответ. Все, что принадлежит Мне, принадлежит также и вам, и со всем этим Я готова расстаться, ежели таковой окажется цена вашего благополучия[1419]
.Королева потратила немало сил на то, чтобы убедить парламентариев: коварные монополисты ввели ее в заблуждение и, словно шарлатаны, прикидывающиеся врачами и покрывающие поддельные пилюли сахаром, смогли убедить ее, что дарование им привилегий, несмотря на явный привкус горечи, в конечном итоге принесет ее стране пользу и поможет излечить ее от болезней, так жестоко терзающих ее. Ответственность за этот обман королева недвусмысленно возлагала на тайных советников[1420]
.Как и все монархи XVI века, Елизавета стремилась защитить свои полномочия от посягательств выборных органов правления, и в «Золотой речи» она вновь подчеркнула, что власть была дарована ей Богом: «Перед Моим взором всегда стояла картина Страшного суда, и Я всегда старалась править с оглядкой на то, что однажды Мне придется держать ответ за все Мои деяния перед Высшим судией». К выступлению против монополистов, по словам Елизаветы, ее подтолкнул «голос совести», за пробуждение которого она льстиво, хотя и явно неискренне, благодарила членов палаты общин, уберегших ее от «допущения промаха, вызванного лишь недостатком правдивой информации»[1421]
.Изложенная Тауншендом речь завершается на патриотической ноте: «На Моем месте никогда не будет другой королевы, которая заботилась бы о благополучии этой страны и подданных короны более ревностно, нежели делала это Я, или была бы готова рискнуть собственной безопасностью и даже собственной жизнью ради безопасности и жизни других так же безоговорочно, как готова была на это Я. Ибо Я не желала бы оставаться на этом свете и на этом троне ни единого лишнего дня, если Мои жизнь и правление перестанут быть вам во благо».
В этой речи звучат и некоторые отголоски выступления в Тилбери: