Элизиум

– Сульфур, – с некоторым сомнением говорю я, а затем вспоминаю черное пламя, которое Фараон наслал на нас в «Сглазе». Я глубоко вдыхаю и сдерживаю воспоминание чистым усилием воли. – Стой. Выходит, это ты назвал его Фараоном, да? А он тебя как назвал?

Роз так долго молчит, что я начинаю сомневаться, ответит ли он вообще. Но затем он все же говорит едва слышно:

– Соль.

– Соль? – фыркаю я. – Это на тему кулинарии или музыки?

– Сол, – поправляет меня Роз сердито. – Как «солнце».

– А, испанский, – догадываюсь я. – Фараон в баре говорил по-испански, но ты иногда говоришь на каком-то другом языке.

– Я родился в Египте.

Стоило, вероятно, и самой догадаться, учитывая имя «Фараон», которое он дал партнеру. Но свое невежество я признавать не собираюсь, а вместо этого осмеливаюсь задать очень личный вопрос:

– Наверняка международные звонки стоят космических денег, но ты разве не собираешься позвонить родителям и рассказать, что снова очнулся?

Одного взгляда Роза хватает для ответа, но затем он произносит:

– У нашего рода семей нет. Кем бы прежде ни были для Фараона его родители, теперь из-за меня они ничего для него не значат. В противном случае возник бы конфликт интересов, – добавляет он, когда я пытаюсь возразить. – Я всегда должен оставаться самым важным для него человеком, а он – для меня. Когда связь между Сном и Кошмаром закрепляется, все остальное в мире сливается в фоновый шум.

– Да уж, вот так здоровые отношения. – Все это звучит как полный бред, но я смелею, осознав, что на мой вопрос он так и не ответил. – Я спросила о твоих родителях, а не Фараона. Они что, для тебя совсем не важны?

– Я их не помню, – отвечает Роз. – Они отдали меня в лечебницу, когда проявились мои силы.

До меня не сразу доходит смысл этих слов.

– …в лечебницу?

– С нашими сородичами это бывает часто. Наши силы проявляются на восьмом году жизни, и родители не знают, что делать с такой внезапной переменой. Мы видим ужасы, которые они увидеть не способны, которые им не суждено постичь, и защитить нас от нас самих они не могут. Но все же пытаются: больницы и психиатрические лечебницы, электрошоковая терапия и экзорцизм – все что угодно, лишь бы снова превратить нас в людей, хотя людьми мы никогда и не были. Большинство Кошмаров не осознаю´т, что безумие, которое им открывается, вовсе не безумие, а отчаянные крики истекающего кровью бога. Самые слабые умирают, окончательно лишившись рассудка. Потому мы и ввели «правило одного», но пока нас не спасут, оставаться в живых и в здравом уме очень сложно.

– А сколько тебе было лет?

– Девять, когда меня нашли Нотт с Меридиан, и двенадцать, когда мы с ними нашли Фараона, – отвечает Роз. – Я прожил так долго во многом именно благодаря помощи Глубины.

– Адам спас тебе жизнь, – говорю я. – Но ты его ненавидишь. Верно?

– Всей душой.

Я нащупываю шрамы на животе.

– Я тоже. Как думаешь…

Что-то скребется к нам в дверь, и я с опаской смотрю на нее, забыв о вопросе. Краем глаза я вижу, как Роз ерзает на месте, но не встает. Мгновение спустя дверь отпирается сама и распахивается. В комнату своим привычным галопом хорька вбегает Фалькор. За ним по пятам следует Каспер, и вид у нее ошарашенный.

– Никогда не встречала дверь, сквозь которую не мо- гла пройти, – говорит она. – Что это за место такое, Эви?

Я сама удивляюсь тому, как рада их видеть. Фалькор запрыгивает ко мне на кровать, и я тянусь к нему. Приласкать его как котенка он мне не позволяет, но тычется носом в ладонь и выгибает шею во все стороны, оглядывая меня в поисках увечий. Дышит Фалькор часто, отрывисто и хрипловато – видимо, разволновался. Не знаю, оттого ли, что ему пришлось на время расстаться со своим драгоценным сокровищем, или оттого, что мы осмелились восстать против власти Хранителей. Так или иначе, я предпочитаю порадоваться тому, что ему не все равно.

– Понятия не имею, – говорю я Каспер и ворчу, когда Фалькор всем телом обвивается вокруг меня. – Пока что я склоняюсь к тому, что это мини-гостиница Общества.

– Призрак, – догадывается Роз.

– У меня имя есть, – возмущается Каспер. – Давай, Эви, скажи ему.

Я закатываю глаза, но послушно оборачиваюсь к Розу.

– Каспер велит называть ее по имени.

– Ей стоило бы прежде обратиться с этой претензией к тебе, – замечает Роз.

– «Каспер» ей подходит лучше, да и придумано здорово. Ты хоть знаешь, к чему отсылка, или слишком мал для этого?

– Ее зовут не так, – говорит Роз. – Ты должна избавиться от этой привычки.

– Нет, правда, скажи, сколько тебе лет, – настаиваю я, потому что вспоминаю, как молод он был в том первом сне. Роз смотрит на меня молча, и я вздыхаю и говорю: – Если ответишь на вопрос, я тебе скажу, как зовут Каспер.

– Семнадцать, – отвечает он. – Может, восемнадцать. Я не помню.

– Семнадцать, – эхом отзываюсь я. – Что за чертовщина?