Эльксарим. Дети-киборги 2

Лихтенберг всё же пожаловался начальству на жестокость солдат по отношению к мутантным войскам. Пусть эльксарим Рон регенерировал без следа меньше чем за сутки – ему всё равно казалось такое обращение недопустимым… Почему-то, слушая его, генерал широко заулыбался.

– Ты хочешь его наказать? Того, кто сделал это с Роном?

– Ну…

Юнг не сразу понял: выражение его лица… то было предвкушение удовольствия.

– А пойдём-ка, узнаем, кто это был, – хитро оскалился он.

Помещение, куда генерал привёл Лихтенберга, захватив с собой псионика Энтина, того самого, который стал свидетелем ночного визита подполковника в его спальню, располагалось на самом нижнем этаже базы, недалеко от жилых комнат эльксаримов. Под потолком горела яркая светодиодная лампа, напоминающая хирургическую. Передвижной стол с металлическими инструментами в лотке, микроволновая печь – видимо, её использовали для их стерилизации, кресло, снабжённое ремнями, крутящийся стул, видеокамера на штативе, какие-то приборы у стены, назначение которых было непонятно неискушённому свидетелю – Лихтенберг, однако, имел о них представление. Как и о прочих элементах интерьера. При входе в это помещение его непроизвольно передёрнуло. Пыточная. Кабинет для допросов с пристрастием. Как бы не оказаться самому на месте обнажённого человека, который висел сейчас в позе распятия, привязанный за запястья к деревянной балке, протянутой от одной стены и до противоположной, и ещё одной верёвкой подмышки, а также за щиколотки ног – к доске, идущей от пола до потолка. Почему не просто к стене? Интересный вопрос. Кто же поймёт его извращённые пристрастия. Под ноги его был заранее выставлен поддон, видимо, с целью минимизировать пачканье биологическими субстанциями белого кафеля пола. Во рту у несчастной жертвы не было никакого кляпа, и как только вошёл генерал, он сразу же начал умолять о пощаде, дёргаясь всем телом, как агонизирующий червяк.

– Отпустите меня! Пожалуйста, я больше не буду! Хотите – увольте меня! Я никому не стану жаловаться, я забуду обо всём, я уеду, я забуду о вас! Пожалуйста, нет!!!

Генерал с игривой улыбкой оглянулся на подполковника, а потом приблизился к лицу жертвы, вдохнув аромат его страха, и выдохнул ему в лицо, любовно похлопав по торсу.

– Не бойся ты так, я тебя не убью…

– Лучше убейте!

Игривая улыбка генерала превратилась в маниакальный оскал. Он обратил взор красноватых, горящих нездоровым огнём глаз на стоявшего позади эльксарима и приказал, кивнув ему на распятого солдата:

– Энтин, псионическая атака. Нежно.

Человек зажмурил глаза и до упора отвернул голову, чтобы избежать визуального контакта – но псионик подошёл и, взяв за подбородок, повернул его голову силой, а потом силой же раздвинул ему веки. Моментально оба глаза молодого мужчины распахнулись, уставившись в глаза псионика загипнотизированным взглядом, всё тело содрогнулось, и душераздирающий, нечеловеческий крик вырвался из горла. «Это, значит, псионическая атака…» – подумал Лихтенберг. Ноги его приросли к полу, пока глаза наблюдали за страданиями солдата.

– Достаточно!

Приказ генерала, и эльксарим отвёл глаза. Тело страдальца обмякло, но продолжало конвульсивно вздрагивать. Несчастный слабо постанывал, и Лихтенберг увидел, как по щекам его скатились ручейки слёз. Псионик обернулся, с неизменно прямой осанкой и ровным спокойствием на лице. Он словно хотел уточнить у генерала, достаточно ли это было «нежно». Но вслух ничего не спросил. Понял без слов, наверное… Рука генерала плотно касалась обнажённой поверхности тела солдата: вероятно, ему нравилось ощущать конвульсии его мышц.

– Ч-то я с-делал… – прерывисто пробормотал бедняга, оправившись немного от атаки. – Разве не все… их бьют? Разве… не все? Они ведь железные! Им ведь ничего не будет!!! За что?!

– На тебя донесли, – пожал плечами военачальник, и задорно подмигнул Лихтенбергу. – Да, Юнг? Вот поэтому ты здесь.

Как будто липкая гадость разлилась изнутри по телу подполковника. Ему сделалось тошно. И тут генерал взял с поддона скальпель…

– Смирно… – прошептал он на ухо жертве, – а то порежу тебе что-нибудь лишнее.

Он провёл лезвием по коже живота, рассекая её поверхностно, словно расстёгивал молнию, и вслушиваясь в крики жертвы. А потом обернулся вновь к Лихтенбергу и протянул тому скальпель. Лицо его казалось в тот момент просветлённым и блаженным, как у праведника.

– Попробуй. Юнг. Тебе понравится.

Вроде ещё минуту назад его тошнило. Но вдруг звериный оскал исказил лицо Лихтенберга, рука поднялась и приняла инструмент из рук генерала.

– Давай, вот здесь надрежь, чтоб симметрично.

«Папа. Я сделаю всё ради тебя».

– Вы правы, это прекрасно, – с лицом демона прошептал Лихтенберг.

Полные радостного изумления, глаза генерала засияли. Он возликовал, как восторженный юнец!

– Ну ты потерпи ещё немножко, – ласково обратился он к жертве. – Сейчас ток пропустим – и всё. Калечить не станем. Всё у тебя заживёт. Как и у Рона.

– Их… двое… Маньяков двое! Не-е-ет! – истошно завопил несчастный солдат.

– Ну что ты, право. Мы же чуть-чуть.

Генерал удовлетворённо оскалился.