– Но зачем?.. – Эви растерялась. Она не знала, что спросить, не могла подобрать слов. – Что бы у тебя ни случилось, я уверена, всё не так плохо…
Лихорадочно перебирая в памяти всё то, что знала о жизни Солетта, девочка стремилась найти ответ – что же, что побудило его к такому безумному, отчаянному шагу?
– Это из-за Эсмиральды? – предположила она наконец. – Я слышала, она недавно объявила, что будет встречаться с Фролом… Она ведь тебе нравится? Она… всем нравится, конечно… Но ты, наверное, по-особому относишься к ней…
– Эсма тут ни при чём, – отрезал мальчик.
– Солетт, просто скажи – от чего ты бежишь?
– Я не бегу.
– Тогда почему ты хочешь стать машиной?! – отчаянно воскликнула Эви. – Ведь это всё равно что смерть.
Она почти что могла нащупать ту стену, которая возникла вдруг между ними, и постепенно становилась всё прочней, всё толще… Но ведь Солетт был таким же пантой, как она! Что же вдруг произошло с ним?
– Эви, ты когда-нибудь видела живого эльксарима? – спросил вдруг Солетт вместо ответа.
– Говорю же, они не живые, – категорично возразила Эви.
– Не видела, – вывел мальчик, усмехнувшись. – А я – видел. И не только видел – я
– И что?
– Тебе не понять.
Этот разговор, этот непонятный вызов начинал выводить девочку из себя.
– Ну конечно! Ничегошеньки-то мы не понимаем! – съязвила она. – Солетт! Ну разве не ясно: они специально ведут себя доброжелательно с нами, чтобы заманить на свою сторону! Это роботы, их просто запрограммировали так. А ты принимаешь всё за чистую монету! Мне тоже в трансе Марла привиделась: улыбалась и ручонки тянула – я же не переметнулась на сторону врага из-за этого.
– То транс… – начал было Солетт, но вдруг таинственно улыбнулся, взглянув Эви в лицо. – Это кто тебе сказал, про врагов? Директор? Ты, конечно, думай как хочешь, твоё право. Только знай, что этот ваш Рихард Кастанеда ничуть не понимает нас. Или их. Он лишь знает, что они убивают людей, и одного этого факта ему достаточно, чтобы построить БОЛЬШУЮ теорию, которой он всех вас потчует. Был бы он поумнее – тогда лучше начал бы с нас, и сделал бы так, чтобы такие как мы никогда больше не рождались в Гаттарии. Вот тогда бы он действительно «победил врага». Потому что мы с ними –
– Что за вздор?! – ужаснулась Эви.
Одна мысль об этой безумной идее, пришедшей Солетту в голову, заставляла её содрогнуться.
– Вздор? – переспросил мальчик. – А ты подумай хотя бы над тем,
«А ведь правда…» Подобные мысли уже приходили раньше на ум Эви, ещё тогда, когда в лесу после похищения Марлы она, находясь в трансе, ощутила присутствие чужака – ведь он должен был быть
– Это… какая-то уловка! – воскликнула она. – Должно быть, они нашли способ проникнуть в наш разум. Подумай, Солетт: это значит, что мы должны стать ещё бдительней! А ты в такой момент проявляешь слабость. Возьми себя в руки! Как военные могут быть нам друзьями? Ведь они насильно крадут нас из дома и вживляют нам в тело какие-то железные детали! И ты правда этого хочешь?! Солетт, соберись!
– Хорошо… Я слабый, – мальчик опустил глаза, и его голос сделался тише. – Я знаю, что я слабее тебя, Эви. Несмотря на то, что я мальчик, а ты – девочка, и что ты на два года младше. Я признаю твою силу, но…
Внезапно в него будто вселился бес. Он вскинулся и, крепко схватив Эви за плечи, уставился прямо ей в глаза взглядом, полным маниакальной страсти.
– Но разве тебе этого достаточно?! Но разве ты не
– Вздор! – категорично повторила Эви. – Лишь ещё одно доказательство твоей слабости: ты не можешь справиться с желанием силы. Учитель предупреждал об этом.
Солетт усмехнулся и, словно желая снять нервное напряжение, провёл рукой по волосам. Косматый вихор на его макушке мгновенно восстановил свою форму.
– Снова учитель? Ты постоянно смотришь ему в рот. Неужели ты предпочитаешь верить россказням постороннего, а не своим собственным чувствам? – он сделал паузу и окинул Эви с ног до головы снисходительным взглядом. – Хотя я тоже так думал… когда мне было восемь. Должно быть, ты просто не успела ещё ничего почувствовать. Посмотрим, как ты заговоришь года через два-три.
И всё-таки, Солетт был выше ростом… Эви пришлось поднять голову, чтобы встретиться с ним взглядом, хотя до этого момента ей казалось, что превосходство в споре за ней. В глазах девочки отразилась вся внутренняя борьба, вся боль, которой она никому не показывала раньше. За исключением, может быть, Кастанеды. К горлу подступили слёзы, противный комок застрял внутри, не давая вздохнуть.