Элла покинула здание!

— Пропажа денег из банка? — припомнила я одно дело, о котором упоминали на занятиях в профучилище. — Делу почти полвека, а преступника так и не нашли. Ограбление лаборатории? Пропажа какого-то вещества из королевского хранилища?

— Пыль хаоса. Верно, — согласился Белянский. — Тогда решили, что кому-то удалось проникнуть сквозь систему защиты, а на такое способны лишь маги с огромным потенциалом к портальным чарам. И вряд ли сейчас будет возможно что-либо доказать…

Шеф допил кофе, с сожалением собрал вилкой остатки джема и поднялся из-за стола.

— В доме Каранского стали бывать другие маги. Он наблюдал за ними, явно обдумывал возможность присвоить что-то из их наработок. Если посмотреть на изобретения профессора, то они очень разношерстные, словно он взял их у разных магов.

— Он воровал изобретения?

Шеф вернулся к столу и взял листок с выписанными мною заголовками.

— «Умер знаменитый изобретатель Вальс. Родственники обнаружили мага в его лаборатории перед открытым сейфом. Следователи убеждены, что рассказ о множестве незапатентованных изобретений — выдумка, чтобы привлечь внимание к имени изобретателя», — прочитал он. — Это было за два года до смерти Раскеля. Помните сумбурный рассказ вдовы? И именно в этот период Каранский запатентовал свое новое изобретение. Пять лет спустя после последнего.

Я нервно сглотнула, представив, насколько запутанное дело мы расследуем.

— Каранский убеждал нас, что Димитрий был талантливым, но неусидчивым, — напомнил старший следователь. — И ни слова не сказал о привычке Раскеля все записывать. Зато об этом упомянули вдова и Болотонский. Каранский утверждал, что Раскель был на пороге открытия, но наши свидетели это опровергли. Казалось бы, что в этом такого? Лишь мнение разных людей. Ну а если Раскель, записывая разговоры и чужие действия, тоже подметил маленькие несоответствия?

— Каранский говорил, что несколько раз навещал Димитрия в те дни, беспокоился о его здоровье, но Болотонский сказал, что профессор сидел дома, а его верхняя одежда намокла от плащей гостей, — вспомнила я. — А Марианна Раскель утверждает, что Каранский был у них и вовсе не беспокоился об ученике, а о чем-то с ним спорил!

— Верно, — кивнул Белянский. — Можно лишь догадываться, но, думаю, Димитрий сообразил, что скрывает профессор, и стал его шантажировать. Молодому магу необходимы были деньги. Он пытался что-то создать, но не мог. И тогда решил получить средства другим путем. Из тетради Раскеля пропала часть листов, и он заподозрил, что профессор воспользовался своими способностями и смог открыть портал напрямую в его дом, пока сам хозяин лежал в горячке. Димитрий уже наблюдал ссоры между другими учениками и понял, что профессор проделывал такое и прежде. И тогда Раскель усилил нажим, стал появляться в доме Каранского каждый день, запугивая сведениями, добраться до которых профессор не смог.

— И Тадеуш Каранский решился, — прошептала я.

— Он дал Раскелю денег. Не слишком много, но пообещал, что потом даст еще. Ему как-то удалось убедить Димитрия, что стоит позаботиться о жене, и Марианна уехала отдыхать в санаторий, — шагая по кабинету, рассуждал старший следователь. — Вот так у Каранского появилась возможность убить Димитрия… Он специально забрал тетрадь Раскеля. Там были записи, которые могли очернить Каранского. Он твердил, что Димитрий рассказывал ему об изобретении тоже специально. Остальные утверждали, что у Раскеля не было шанса что-либо создать. И в итоге дело застопорилось. Не было причин для убийства. Никто не заметил маленькие несоответствия.

— Но они были. И их увидел Василь? — предположила я.

— Да, — кивнул шеф. — Или нет. Помните, он забрал газеты и листы из тетради?

Я кивнула.

— В любом случае он начал копать и задавать вопросы. Он расспросил свою мать, расспросил Болотонского. Он отправился в столицу и познакомился с Уггом. Наверняка в третьей версии одних и тех же событий он подметил какое-то несоответствие и указал на это Уггу. Показал то, чего не заметили в вырезках и записях управленцы. И гном тоже всполошился.

— Все они жили эти тридцать лет с мыслью, что кто-то все же убил Раскеля, — пробормотала я. — Он был беден, так что его не мог убить квартирный вор. Да еще таким способом. Они все знали, что это был кто-то из знакомых.

— Вполне возможно, — согласился Белянский. — Как мы знаем: ученики разорвали общение с Каранским через какое-то время после убийства.

Я прерывисто вздохнула.

— И Угг, прервав беседу с Василем, поспешил к кому-то из тех, кто жил в городе. Сейчас мы уже не узнаем, кому он рассказал о визите Василя. Но кому-то рассказал. Возможно, Блежецкому. Именно он стал следующей жертвой.

— Не Каранскому? — спросила я.

— Вероятно, все ученики подозревали именно профессора, раз разорвали с ним контакты, — покачал головой старший следователь. — Но Василь об этом не знал. В письме матери он сам сказал, что собирается встретиться с Тадеушем Каранским.

— И профессор узнал, что Василь копает это дело, что Угг отреагировал как-то странно… Про гнома ему рассказал Раскель, — пробормотала я. — И испугался.