Эллада

— Но Артембара — десять тысяч конников
Он вёл — прибой качает у Силенских скал.
И с корабля Дедак, начальник тысячи,
Слетел пушинкой, силе уступив копья.
И Тенагон отважный, житель Бактрии,
На острове Аянта ныне дом обрёл.
Лилей, Арсам, Аргест расшибли головы
Себе о камни берега скалистого…[37]

Старик наполнил чаши, одну из рук в руки передал гостю. Когда тот хорошим глотком вернул свежесть горлу, похвалил:

— Ай, молодец! Хорошо читаешь, как по писанному. Так и было, так и было. Много персидских вождей нашли себе могилу в Саламинском проливе. А ещё, что помнишь?

Анаксимандр сделал ещё глоток. Жена пастуха, управившись с варевом, поставила перед мужчинами тарелки с кашей, стояла у стола, сложив на животе руки. Не часто доводилось ей слушать стихи, да ещё писанные не о деяниях богов, а о подвигах смертных.

— Атосса, мать Ксеркса, спрашивает у гонца, как завязался бой, и вот что тот рассказывает:

— Всех этих бед началом, о владычица,
Был некий демон, право, некий дух.
Какой-то грек из воинства афинского
Пришёл и Ксерксу, сыну твоему, сказал,
Что греки сразу, как наступит мрак ночной,
Сидеть не станут больше, а рассыплются
По кораблям, и, правя, кто куда, тайком
Уйдут подальше, чтобы только жизнь спасти.

Когда чтец дошёл до слов:

— Раздался клич могучий: «Дети эллинов,
В бой за свободу родины! Детей и жён
Освободите, и родных богов дома,
И прадедов могилы! Бой за всё идёт!» —

Писандр подскочил на лавке, ударил кулаком по столу, воскликнул:

— Говорил я тебе, не могли мы не победить в том бою. Ну, давай, давай дальше.

Анаксимандр допил вино из чаши, закончил чтение. Писандр посидел некоторое время молча, неожиданно вскочил, устремился в лачугу. Старуха, жена его, посмотрела вслед, покачала головой.

— Ну, развоевался старый, — обратилась к гостю: — Ты ешь, ешь. Вон сколько работы исделали. А то мой вояка и поесть не даст.

Не успел Анаксимандр проглотить и пары ложек, как в дверях лачуги появился её хозяин с длинным предметом в руках. Быстрые движения, волнение вызвали у старика одышку. Переведя дух, положил предмет на стол. Гость, едва старик достиг освещённого пространства, догадался, что за предмет тот держал в руках, и недоумевал, к чему бы это? Отдышавшись, Писандр молвил:

— Прими, друг Анаксимандр, в дар от меня меч. Потешил ты стихами душу мою. Спасибо тебе.

Растроганный Анаксимандр развернул холстину, вынул из ножен короткий лакедемонский меч. Оружие находилось в хорошем состоянии, хоть сейчас в бой.

— Спасибо, Писандр. Хотя я человек мирный и не любитель оружия, подарок твой принимаю с радостью и благодарностью. Кто знает, как судьба сложится, вдруг да доведётся быть тебе в Милете, так знай, в мой дом приходи, как в свой.

Молвил и подумал, что скорее теперь умрёт, чем позволит вдругорядь надеть на себя цепи раба. Слова его тронули сердце старика, и тот вновь вошёл в дом. Вернулся оттуда с двумя черепками и стилем. Протянув один черепок гостю, произнёс прочувственно:

— По сердцу ты мне, Анаксимандр. Ты для меня не раб, а свободный человек. Если дружбой неграмотного геомора не брезгуешь, будем друг другу гостеприимцами.

Анаксимандр взял из рук старика стиль, нацарапал на своём черепке, что он, такой-то и такой-то, является гостеприимцем Писандра, сына Креонта, афинянина. Писандр принял черепок, нацарапал на своём соответствующую надпись, подал гостеприимцу, разлил в чаши остатки вина из кратера.

— Ну, за добрый путь тебе, Анаксимандр, чтоб счастливо до дома добрался, — отпив половину вина, утёр лицо. Гостю показалось, что из глаз хозяина выступили слёзы. — А вот знающие люди сказывали, Эсхил сам в битве у Саламина участвовал, потому так верно всё и описал.

— Да-да, Эсхил участник той битвы, — подтвердил учёный гость. — Да ты, может, сражался с ним плечом к плечу. Он и при Платеях тоже бился.

— Кто знает, может, и виделся с ним. Так он тогда ещё знаменитым не был, а позже я уже в Афинах, в театре не бывал, на лицо его не видел. Увидал бы, может, и признал, так всё понаслышке знаю.