завоеватель из-за гибели своих ветеранов не смог <206>
проникнуть в бассейн Ганга, и от восточных сатрапий его
наследников Селевкидов отделилось огромное царство, по раз
установившиеся связи не прерывались. С начала III в. до н. э. об
этом свидетельствует история величайшего индийского
императора эллинистической эпохи – Ашоки. Греческие царьки
продолжают царствовать на огромных территориях, входящих
ныне в среднеазиатские республики СССР, Афганистан,
Пакистан и даже частью в Индию. К тому же стали более
интенсивными торговые и культурные связи между Индией и
средиземноморским миром.
Ашока и греки
Одним из наиболее ярких примеров новых отношений
является деятельность Ашоки (273–236) – самого
могущественного властителя из династии Маурьев. Эта
династия, основанная в 313 г. до н. э. Чандрагуптой (Сандра-
коттом греков), изгнавшим стратегов Александра,
распространяла свою власть на территорию от Арахосии до
Бенгалии и от Афганистана до Майсора. Ашока хорошо
известен благодаря надписям, которые очень часто встречаются
по всей Империи. Этот великолепный эпиграфический
комплекс, буддийский по своей религиозной направленности,
является одновременно и исповедью и клятвой:
новообращенный владыка принял «дхарму» (благой порядок,
закон), предписывавшую основные добродетели. Настоящая
пропаганда заключалась в «даре дхармы» – милосердном
подарке, вдохновленном любовью к человечеству, требовавшей
тяжелых и постоянных усилий.
«Надписи Ашоки» выражают идеал царской власти, который
можно сблизить с идеалом эллинистического властителя.
212
Титулатуры похожи, часто встречающаяся формула: «друг богов,
царь с дружеским лицом» – напоминает формулу Птолемеев и
Селевкидов. Ашока заявляет о своей любви к людям, как и
эллинистические монархи, объявлявшие себя филантропами
(друзьями человечества). Сущность «доброй власти» в обоих
случаях заключалась в справедливости, которая внушала
властелину мысль о необходимости самому рассматривать все
споры. Одно и то же понимание утверждалось в обоих мирах,
отныне неотделимых друг от друга. <207>
Осталось главное различие: греческий царь был ведом
только разумом, Ашока – верой, которую он не переставал
распространять, пропагандируя Закон. Подобные устремления
были чужды эллинистическим властителям. В то же время
Ашоку вдохновляли неземные идеалы. «Достичь неба – что
может быть важнее!» – восклицает он. Однако временами его
мучили угрызения совести, например после завоевания
Калинги, за которым последовала резня. Это чувство трудно
представить себе у властителей Средиземноморья той эпохи.
В «Надписях Ашоки» содержатся также сведения о
дипломатических отношениях с эллинистическими царями 27* –
Антиохом II, Птолемеем II, Магасом Киренским и Александром
(Эпирским?). Они свидетельствуют о некотором знании
западного мира, называемого «йона» (ионийским) – слово,
обозначающее и иранцев и эллинов. Ашок знал, что там нет
брахманов. Он отмечал распространение буддизма среди греков
– речь, конечно, идет о колонистах на восточных окраинах
эллинистического мира.
Довольно загадочное указание на посольства Ашоки теперь
может быть разгадано благодаря открытию в 1958 и 1964 гг.
двух греческих надписей в Афганистане около Кандагара, на
месте Александрии Арахосийской. Первая из них – двуязычная,
на греческом и арамейском языках. Она свидетельствует о
пылком прозелитизме царя, озабоченного распространением
веры до самых границ Империи, среди греков и иранцев – среди
последних арамейский был языком культурного общения.
«Царь,– сказано, в частности, в первой надписи, –
27 Селевк I заключил союз с Чандрагуптой и отправил к нему своего
посла Мегасфена, который привез из Индии колоритный рассказ (от
него осталось несколько фрагментов). Плиний Старший (6, 58) говорит
о посольстве, отправленном Птолемеем Филадельфом к некоему
индийскому властителю, очевидно к отцу Ашоки– Виндусаре.
213
воздерживается от употребления животной пищи, так же как и
другие люди, и все охотники и рыбаки царя перестали грешить.
И все те, кто был невоздержан, перестали быть
невоздержанными по мере своих возможностей. И стали они
послушны отцу, и матери, и старым людям в
противоположность тому, что было раньше». Оба текста
несколько отличаются друг от друга, заметны усилия сделать
откровение доступным для каждого народа, чтобы дхарма была
более понятной. Так, греки в формуле, призывающей к <208>
воздержанию от употребления в пищу мяса животных,
выражающей основной принцип буддизма, могли узнать