Эллинистический мир

Тимей был затмен славой Полибия (около 210– 125), который совершил настоящую революцию в историографии и был, безусловно, одним из самых плодотворных и глубоких умов эллинистической эпохи. Родом из большой мегалопольской семьи, этот молодой человек являлся одним из заложников, которых Ахейский союз вынужден был выдать после битвы при Пидне. Он прожил сорок лет в Риме, где завязал знакомства с самыми благородными мужами города, в частности с сыновьями Сципиона Эмилиана. Для него, как и для Фукидида, история была как бы искуплением за ссылку. Как и великий афинянин, он вносит в нее реальные знания войны и политики. В своем основном труде – «Истории» Полибий рассказал, как Рим завоевал мир. Повествование охватывает период с 221 по 146 г., но в виде вступления дан обзор событий от 264 г. до н. э. Весь период, изложенный в хронологическом порядке, разделен на сорок книг, из которых только первые пять сохранились полностью.

В самом начале своей работы Полибий приписывает истории двойную дидактическую цель – политическую и моральную: извлекать уроки для государственных деятелей и учиться переносить удары судьбы. Заявляя о себе как о прагматике, он отвергает все, что не соответствует этим целям, в частности риторику.

Для достижения этих целей Полибий должен искать причины событий, и здесь он выступает как верный ученик Фукидида. Как и последний, Полибий требует различать поводы и истинные причины войн. Как первостепенные среди причин он выделяет деятельность сильных личностей (таких, как Ганнибал или Сципион), характер государственных учреждений и нравов (он считает, что соперничество между Римом и Карфагеном было неизбежным в силу некоего детерминизма), экономические факторы (он великолепно показывает роль, которую сыграли в римской политике капитал, биржа, купцы), социальные факторы, настаивая на важной роли малонаселенности в упадке Греции. Таким образом, для него история – не изложение фактов, а продукт осмысления действительности, ориентированный на пользу.

По мнению П. Педеша, чтобы воздать историку должное, его надо сравнить с прославившими эпоху учеными – Эратосфеном, Кратетом, Агатархидом. Полибий был движим теми же чувствами, что и эти ученые, – «любопытством, <106> любовью к разуму, пристрастием к тщательности и точности, чувством синтеза, верой в науку».

Несмотря на старание объяснить все с позиции разумного и рационального, Полибий часто упоминает Тюхе (Фортуну). Но «случай», судя по всему, он допускает в историю не чаще, чем Провидение. Таким образом, Тюхе представляет собой нечто вроде остаточного явления, ибо событиям человеческой жизни автор старается найти естественные причины. Так, по его мнению, римские завоевания – это результат продуманного плана я продукт исключительных качеств римского народа.

Исходя из таких принципов, Полибий создает непревзойденный по точности труд. Сведения, которыми он пользовался, заслуживают доверия: автор сам участвовал во многих событиях, а о многих ему представлялась возможность узнать в кружке Сципионов в Риме. Таким образом, основным источником информации, которому он больше всего доверял, был его личный опыт. Кроме того, Полибий много путешествовал на Западе (Этрурия, Цизальпинская Галлия, Альпы, Испания; атлантическое побережье Африки, вдоль которого он прошел на кораблях, доверенных ему Сципионом) и в Египте, он своими глазами видел места, где происходили описанные им события. К тому же Полибий много читал – предшественников и современников, латинских анналистов и греческих историков, географов, философов. И наконец, он имел доступ к архивам, в частности к записям великого понтифика и к архивам Персея, привезенным в Рим после Пидны.

Полибий постоянно обращает внимание на объективность, забывая о ней лишь тогда, когда говорит об этолийцах или Персее, которых ненавидит. «Истина для истории, – пишет он, – то же, что глаза для животных: если их вырвать, животное становится бесполезным». Он так далеко заходит в своей заботе об истине, что почти не использует реконструируемые речи исторических деятелей, что было обычным явлением для греческой историографии.

И все-таки Полибий всегда присутствует в тексте, часто прерываемом отступлениями, полемикой, в которых он теряет свою беспристрастность. Постоянно судящий и критикующий, движимый иногда странной суровостью, он далек от презрительной бесстрастности великого Фукидида. Чрезвычайно важным является вопрос о его отношении к римлянам. Его даже упрекали в сотрудничестве. <107>

Очевидно, на Полибия произвело сильное впечатление то, что открылось перед его взором в Риме, и он не скрывает своего восхищения этим мудрым, терпеливым, серьезным и энергичным народом. Но затем его пыл несколько поостыл. Он заметил то, как грубо римляне разрешали конфликты, заметил и угрожавший Риму кризис, предвидя его упадок.