Елочки-иголочки, чудеса под Новый год

– Тебе, наверное, скучно? Все пьют, едят, веселятся, а ты…? – спросил подошедший друг Антон, больше глядя на тарелки французов, чем на Павла, за которого как будто волновался, что даже покинул родной стан, явно подбитый засланным казачком на шпионаж.

Павел усмехнулся и даже не стал отвечать. Ему было весело, реально весело!! Да ему никогда раньше не было так весело.

Пить, есть и сходить с ума – это хорошо, но это не одно и то же видеть, как пьют, объедаются и сходят сума люди в угаре праздника, вытворяя Бог весть что.

Ради эксперимента сытый он даже прогулялся по залу в поисках сыроедов, желая расспросить, давно ли они эту фишку про счастье трезвенника и язвенника прознали.

Ему предложили проросшие семена тыквы, свёклы, редиса и лука-латука под соусом из оливкового масла с сырыми грибами-вешенками.

– Не, не! – отмахнулся Павел, усмехаясь. – Я ещё не дошёл до этого уровня. Но когда-нибудь обязательно попробую.

– Под грибами, – думал следователь, глядя на буйство праздника, где мнимый Воланд пытался перекричать себя и микрофон в одном лице. Ему подпевал хор женщин, хотя Воланд не пел и вроде как не просил никого петь, – это наверное вообще отрыв башки.

Наконец, за 40 минут до Нового года, чтоб окончательно развеселить и поднять настроение гостям показались клоуны, которые должны были разыгрывать шоу звёзд русской и международной эстрады, а публика угадывать.

На седьмом персонаже Мишка, то есть Михаил Борисович, вырвал микрофон у Воланда под приглушённый смех Павла из-под стола, которому показалось, что ещё кто-то ржёт под столом и следователь был уверен, что это грибы сыроедов.

– Извините, друзья, – начал Мишка. – Нам очень нравится ваше выступление, но… Мы не понимаем, кого вы демонстрируете?

– Французы выигрывают 7:0, немцы 5:0, – подсказал неизвестный голос.

Вышла Вера со списком номеров клоунов, которые десять минут сверяли догадки публики со списком.

– Где вы Пенкина такого видели? – возмущались женщины. – А Крот кто это?

– Крид, – поправляли их дочки-подростки.

– Вы б ещё Шаляпина нам тут показали?! – басом выразил рекламацию Михаил Борисович, начальник транспортного цеха лесоповальной фабрики.

Шаляпин, кстати, был в списке.

Французские и немецкие звёзды почему-то откликались в иностранных душах, а с русскими вышел полнейший провал.

Девушке-клоунессе, которая пародировала женскую часть шоу-бизнеса, дали стакан водки, потому что она расплакалась от расстройства чувств. Её стали откачивать русские бабы, которые зашикали на мужиков за мужланство.

– Нормально она выступала!!? – защищали пельмешки со всех сторон, видя бриллиантовые ногтики товарки.

Охмелев, Варя поведала, что они с мужем Славой уехали с родины 22 года назад. Естественно, мода, нравы, тенденции поменялись. Пенкины, Леонтьевы, Шаляпины, Зыкины и новые имена перемешались в пародийной интерлюдии актёров, как шлам отстоя на чужбине.

– Ну что ж ты жену на родину не свозишь? – спрашивали сурово мужики Пенкина, прижав маленечко к стенке.

– Да у нас там не осталось никого… – отнекивался Пенкин, пожимая плечами с новогодним дождиком.

– Могилки отцов, дедов – это никого? – опять допрашивал неизвестный голос из русской толпы.

– Да к тому же власть заворовалась. Смотреть на неё тошно, потому мы решили, чтоб глаза её не видели… – приводил доводы Пенкин.

Как в микрофон кто-то заорал.

– НОВЫЙ ГОД! СДЕЛАЙТЕ ПОГРОМЧЕ ТЕЛЕВИЗОР!

Все немного оглохли, но ринулись к своим столам за бокалами.

– ТРИ МИНУТЫ ДО НОВОГО ГОДА, ТОВАРИЩИ! – крикнул микрофон неизвестным голосом. Воланд пытался найти того, кто его украл и теперь орал в него как ненормальный.

– Сделайте погромче президента! – орали русские.

– Глаза б мои его не видели… – сказал Пенкин и обиженно ушёл встречать –Новый год в гримёрную. Жена осталась с бабами, ей в стакан к водке добавили игристого.

Все дослушали президента, хотя слышали лишь обрывки его слов о затягивании поясов потуже, тёмных временах и прочих нерадужных перспективах. Во-первых, после ора Воланда и неизвестного тамады слух так и не восстановился, во-вторых, экран рябил, связь на чужбине с родиной была не очень. В-третьих, адреналин стал перекрывать все органы чувств, готовые к счастью и новой жизни.

Наконец, кремлёвские часы пробили полночь, и дружный крик затмил первые секунды Нового года. Послышались взрывы, салют врывался в окна праздничной залы, люди, обнимаясь и целуясь на ходу выбегали на улицу, чтобы увидеть яркие огни.

Павел мог смеяться открыто, глядя как немцы, отяжелевшие от пива, вина, рульки и десерта, весёлой гурьбой забрались на стулья и, взявшись за руки, прыгали вниз.

– Что это они? – спрашивал он их друга, у которого жена тоже была немка и прыгала вместе с мужиками.

– Да традиция такая! – объяснял через грохот и топот мужчина.

– А эти че? – интересовался Павел, глядя на не прекращающих целоваться французов, количество поцелуев уже перевалило за десяток. Позавидовал бы сам Брежнев.

– Традиция. Любимых, родных, друзей целуют до потери памяти, –объясняли языки с этой стороны.

Павел слегка поморщился, потому что традиции перекинулись на него.