Элохим

«Откуда у нас чувство стыда, – думал он. – Первым, что испытали Адам и Ева после согрешения, был стыд. Стало быть, корни стыда в грехе. Грех порождает стыд. Если ты не греховен, тебе нечего стыдиться. И наоборот, если стыдишься, значит, греховен».

Ему вспомнился один мальчик из далекого детства, который краснел как девочка всякий раз, когда кто-нибудь обращался к нему. У него были курчавые волосы, близко посаженные маленькие глаза и длинный острый нос. Было что-то необъяснимо противное в выражении его лица и в его стыдливости. Позже Элохим узнал, что тот мальчик любил тайком мучить котят. Вешал их за хвосты на ветках и истязал. Между тем взрослые с похвалой отзывались о его застенчивости, ставили его в пример другим мальчикам. Стало быть, краснеющие щеки были естественным орудием, чтобы вводить людей в заблуждение.

Они промчались мимо пруда Патриархов. Вдали, над Масличной горой, появился ослепительно-сверкающий диск Солнца. Элохим невольно взглянул на небо. В память врезалась его бездонная синева.

Было свежо и приятно скакать верхом. Город еще спал. И Элохиму подумалось, что в эти минуты во всем мире лишь они одни – он и Эл-Иафаф – несутся на лошадях под необъятным небосводом. Вспомнил, как Г.П. говорил о великой мечте управлять Вселенной, и поразился, как в человеке одновременно могут уживаться великая мечта и гадкое желание истязать котят.

Они обогнули Голгофу и выехали на дорогу в Безету. Его мысли вновь вернулись к Адаму.

«Интересно, краснел ли Адам от стыда?» Наверняка. Ведь ему надо было скрывать свой грех, вводить Бога в заблуждение.

Вдруг он вспомнил, что рабби Иссаххар как-то ему говорил, что Адама Бог вылепил из красной глины. Порою, ты с изумлением осознаешь, что привычное тебе слово имеет и другое, не менее обычное значение. Так и Элохим внезапно открыл для себя, что ведь «Адам» означает «красный». Нет, он не мог краснеть. Он был красным от рождения.

На встречу с Ольгой он шел одним человеком, возвращался от нее другим. Соломпсио и Ольга оставили в нем чувство радости, на редкость теплое воспоминание, тронутое грустью, от того что ему не удастся никогда вновь увидеть их.

67

Дверь им открыл Иосиф. Иудифь сообщила, что госпожа наверху у себя. Элохим пожал Эл-Иафафу руку и сказал:

– Я пойду теперь к Анне, а потом позавтракаем вместе.

Анна сидела у окна. Увидев Элохима, она тут же встала и пошла ему навстречу. Элохим понял, что она просидела у окна всю ночь. Он достал из кармана золотое ожерелье, усыпанное бриллиантами. Это было самое дорогое ожерелье, которое Эл-Иафаф нашел у ювелира Аминадава, когда встречался с Черным Евнухом. Тогда же у Аминадава был куплен для Ольги и самый крупный из имевшихся у него бриллиантов.

Лицо Анны просветлело. Она подошла и повернулась к нему спиной. Элохим надел ожерелье ей на шею, обнял ее и поцеловал волосы. Она положила голову ему на плечо и, закрыв глаза, вздохнула.

– Я была уверена, что ты сдержишь свое слово.

Элохим повернул ее лицом к себе.

– Анна!

– Теперь я спокойна за тебя.

– Анна!

– Ничего не говори. Я все знаю. Главное, Элои, ты сдержал слово!

Он прижал ее к себе, вдохнул родной запах ее волос.

– Я рада, что ты ее любишь. Так же сильно, как меня. Теперь я и сама ее люблю.

Внезапно вся ее просьба предстала в ином свете. «Так ею двигала не простая месть Ироду!?» Она не связала бы его словом ради одной только мести, как бы глубоко Ирод ее не задел. Само собой, это не было и простым капризом беременной женщины. Вдруг вспомнив Асю, Элохима осенило, что ради самой Ольги она принудила его рисковать жизнью. Анна заметила ее кроткий, тоскующий взгляд, прочла в нем ее беспомощность, ее жуткое безысходное положение под властью Ирода и глубоко прониклась сочувствием, пониманием и состраданием к этой девушке. И потому решила поделиться с ней своим счастьем, как им она поделилась двадцать лет назад с Асей.

– Анна, так ты …

– Ничего не спрашивай, Элои, – перебила Анна, нежно приложив указательный палец к его губам, как сделала давеча Соломпсио.

– Анна, родная.

– Иди теперь вниз. Вскоре я тоже спущусь.

– Эл-Иафаф там ждет. Позавтракаем вместе и сразу же пойдем проведать отца.

– Хорошо, родной мой. Я так счастлива, что ты вернулся невредимым… Постой, кажется, кто-то пришел. Ты не слышишь ничего?

– Кажется, кто-то стучится внизу в дверь, – ответил Элохим.

– Кто бы мог быть так рано? – тревожно спросила Анна.

– Не знаю.

Они вышли из комнаты и еще с лестничной площадки заметили внизу Йешуа бен Сия. У Анны екнуло сердце.

– Абба! – шепнула она про себя.

На лице Йешуа бен Сия была написана недобрая весть.

– Что-то с рабби!? – спросил Элохим.

– Да, – ответил Йешуа бен Сий. – Рабби только что умер.

68

Когда-то царь Давид поразил слуг хладнокровием, с которым он встретил весть о смерти новорожденного сына от Вирсавии. «Разве я могу вернуть его к жизни?», – сказал он удивленным слугам.