Элси Динсмор

Хорас Динсмор, как и его отец, вел честную моральную жизнь, исполняя внешние обряды религии, но не имея даже легкого представления о живой силе общения с Богом. Безраздельно полагаясь на свою праведность, он смотрел на христиан как на лицемеров и обманщиков. Он слышал, что его маленькая Элси является одной из них, и хотя не признавался в этом даже самому себе, это настроило его против нее. Кроме того, как и все Динсморы, он очень гордился своим происхождением.

Старый мистер Грэйсон был благородным, честным, порядочным, богобоязненным человеком и умер очень богатым, но так как было известно, что он начал свою жизнь бедным мальчиком, вся семья говорила о Хорасе, что он совершил большую оплошность, женившись на его наследнице.

Хорас и сам стал смотреть на свой ранний брак как на мальчишескую выходку, которой теперь просто стеснялся. Мистер Динсмор в своих письмах ему говорил об Элси как о «внучке старого Грэйсона». Хорас постепенно привык к мысли о ней как о каком-то бесчестии для него. Ему всегда ее описывали как неприятного, трудного ребенка.

Молодой человек любил жену всеми фибрами своей страстной натуры и горько оплакивал ее безвременную смерть, но годы учебы, путешествий и мирских удовольствий почти вытеснили ее образ из его памяти. Он редко думал о ней, только лишь при напоминании о ребенке, к которому он питал тайную неприязнь.

В Розлэнде ни о чем больше не говорили, как только об ожидаемом приезде, и Элси была не единственной, для которой стрелки часов двигались с необычной для

них скоростью.

Наконец-то пришло письмо, в котором сообщалось, что приедет он на следующий день после прибытия письма, после чего началась настоящая суматоха и приготовления.

— О, няня, няня! — восклицала Элси, прыгая на месте и от радости хлопая в ладошки, после того как вернулась с прогулки на лошади. — Только подумай, папа, милый папочка, будет здесь завтра утром!

Она, казалось, обезумела от восторга, но вдруг остановилась и выражение тревоги появилось на ее маленьком личике, мучительный вопрос опять возник в ее головке: «Будет ли он меня любить?»

Она стояла тихонько, застыв в тревожном размышлении. Глаза ее печально смотрели на пол, в то время как тетушка Хлоя снимала ее платье для верховой езды и причесывала волосы. Когда же она закончила с переодеванием, то прижала маленькую любимицу к себе и сердечно поцеловала, думая про себя, что это самое миленькое и приятное личико, которое она когда-либо видела.

В этот самый момент в доме послышался необычный шум. Элси побледнела и с тревогой стала прислушиваться. Неожиданно по коридору послышались детские шаги, бежали в их направлении. Широко распахнув двери, Уолтер крикнул:

— Элси, он приехал!

Схватив за руку, он потащил ее за собой в гостиную.

— Остановись, подожди, Уолтер! — прошептала она, когда они достигли двери, и прислонилась к стене. Сердце ее так стучало, что она едва переводила дыхание.

— Что с тобой? — спросил он.— Ты заболела?

Пошли! — И толкнув дверь, он бросился вперед, снова таща ее за собой. Чувства ребенка были настолько перенапряжены, что она почти потеряла сознание, казалось, что все в комнате плыло перед ее глазами, и на мгновение она едва могла вспомнить, где находилась. Вдруг она услышала незнакомый голос:

— А это кто?

Услышав, как дедушка произносит ее имя, Элси посмотрела вверх и увидела стоящего перед ней молодого, красивого незнакомца. У него была тяжелая темная борода и усы. Услыхав слова отца, он торопливо воскликнул:

— Что? Эта большая девица моя дочь? Вполне достаточно для мужчины, чтобы почувствовать себя старым.

Затем, взяв ее за руку, он нагнулся и холодно поцеловал ее в губы.

Она не могла удержать нервного трепета, и глубокие чувства, наполнявшие ее грудь не давали ей выговорить ни слова. Рука ее безжизненно лежала в его ладони. Он внезапно сжал ее, в то же время испытывающе глядя в ее лицо, затем отпустил и недовольно произнес:

— Я не великан-людоед, чтобы меня так бояться, можешь идти. Я не собираюсь наводить на тебя ужас.

Элси поспешила в свою комнату и там, бросившись на кровать, плакала долго и безутешно. Это было крушение всех ее жизненных надежд. С самых ранних лет она ожидала этого часа, и казалось, что маленькое сердечко не выдержит тяжести невыразимой муки. Она была совершенно одна, так как тетушка Хлоя ушла на кухню поболтать о приезжем, не сомневаясь, что ее любимица была невыразимо счастлива от долгожданной встречи с любимым отцом.

Итак, девочка лежала одна с разбитым, израненным сердцем, всхлипывая, причитая и рыдая, словно желая выплакать всю свою жизнь. У нее не было ни одного друга на земле, кто бы мог сказать ей хоть одно утешительное слово.

— О, папа, папа! — всхлипывала она. — Мой родной папа, ты не любишь меня, меня, твою родную маленькую дочь. О, мое сердце разорвется. О, мамочка, мамочка! Если бы я могла только пойти к тебе, потому что никого нет здесь, кто бы любил меня, и я такая несчастная! Ох, я одинокая и покинутая.