– Слушай, зачем так говоришь, да?! – Гурам смотрит на меня с искренним огорчением, будто я только что по недомыслию отказался поддержать его любимый заздравный тост. – Это же большая политика! Я с тобой дружу, Звиад с тобой дружит, мы все друзья – почему будем против России?! Хочешь, Звиад Константинович напишет письмо Ельцину? Ты ведь сможешь его передать прямо в руки? Напрямую, чтоб без всяких там канцелярий-манцелярий. Сможешь?
– Смочь-то я смогу, но, думаю, письмами ничего не решить, нужен поступок.
– Надо поступок, сделаем поступок! Какой надо сделать?!
Гурам смотрит на меня выжидающе, а я не знаю, что ему ответить. Нутром чувствую, выбор между Шеварднадзе и Гамсахурдиа будет сделан не в пользу последнего. И не потому, что Эдуард Амвросиевич Ельцину ближе и дороже Звиада Константиновича. По большому счету, в данной ситуации ему до обоих нет никакого дела. Решение будет принято исходя из другого критерия – из соотношения сил в противостоянии между ним и президентом СССР Горбачевым. В этом смысле пусть ненадежный, но все же союз с Шеварднадзе, имеющим обширные связи на Западе, позволит Ельцину усилить свои позиции. А вот сближение с Гамсахурдиа мало чего даст. Его влияние на кремлевскую бюрократию равно нулю, а что касается Запада, и прежде всего США, то там его не знают и знать не желают.
И все же…
– Гурам, а вы у себя в Грузии можете найти такое укромное место, где, в случае чего, можно было бы укрыть семью Ельцина, и чтоб никто об этом не знал?
– Конечно, есть! Найдем такое место! Завтра же поговорю со Звиадом Константиновичем, – и, почувствовав прилив жизненных сил, Гурам решительно отвергает мысль о борьбе с излишним весом как контрпродуктивную: – Эй, Зураб, неси еще тарелку хинкали, шашлык и бутылку вина! И зелень, зелень не забудь!
…С очередного совещания в Ново-Огареве, которое на этот раз Горбачев посвятил вопросам распределения налоговых поступлений между союзным и республиканскими бюджетами, Ельцин приехал мрачнее тучи и сходу устроил разнос дежурным секретарям за то, что в коридоре возле его двери толпится, как ему показалось, слишком много зевак с депутатскими мандатами. Что они тут, понимаешь, трутся?! Занять себя нечем?! Накопленный за день потенциал недовольства делает маловероятным конструктивный диалог. Но отчего бы и не попробовать? Пристраиваюсь за спиной Коржакова, несущего за шефом его портфель, и проникаю в кабинет, что называется, тихой сапой. Полдела сделано. Теперь главное – не вылететь отсюда с треском и под бурные аплодисменты охранника, не терпящего ничьего своеволия, кроме собственного.
– Чта-а?!
Ельцин явно недоволен моим бесцеремонным вторжением. И понять его можно – хочет хоть немного передохнуть, а тут я лезу без приглашения и непонятно с каким вопросом.
– В чем дело?!
Это тот самый случай, когда суть вопроса надо выкладывать без предисловий, иначе вмиг окажешься за дверью, причем без шанса в скором времени еще раз переступить этот порог.
– Борис Николаевич, помните, вы как-то говорили мне, что семья – это ваше самое уязвимое место? – во взгляде шефа появляются признаки интереса. – Я, кажется, нашел, где в случае чего можно было бы…
Ельцин прижимает палец к губам и многозначительно кивает на письменный стол с телефонами. Мы отходим к окну, но и тут он не дает завершить рассказ:
– Завтра у меня встреча с избирателями в Зеленограде. Приезжайте туда, и когда освобожусь, обо всем расскажете.
– Мне в Зеленоград самому добираться или ехать вместе с вами?
– Я распоряжусь насчет машины для вас.
…В вестибюле зеленоградского Дворца культуры прохаживается охранник Ельцина Юра Одинец, человек недюжинной силы, склонный к проявлению полярных эмоций – ярости, что, в общем-то, типично для людей его профессии, и необыкновенного добродушия, встречающегося в этой среде крайне редко. Из битком набитого зала (люди толпятся даже в дверях) доносится усиленный микрофоном негодующий голос Ельцина, обличающего партийную номенклатуру за ее страсть к необоснованным привилегиям. Тема благодатная и любой аудиторией воспринимается «на ура».
– Насчет меня какие-то указания поступали?
– Указания? – по насмешке в глазах Одинца чувствую, его одолевает желание выдать по этому поводу какую-нибудь хохму, но она у него, как назло, никак не придумывается. – Велено в машине дремать.
Что ж, дремать, так дремать. Тем более что недавно шеф пересел с «Волги» на «Чайку», а в ней дремать намного комфортнее. Располагаюсь на заднем сиденье, и, чтоб как-то скоротать время, предаюсь размышлениям о том, как изменилась моя жизнь после встречи с Борисом Ельциным. Можно сказать, перевернулась…
С ним захватывающе интересно…
Хотя бывает очень трудно…
Помню, как однажды в Японии…
Да-а, непростой человек…
И своенравный, очень своенравный…
– Это кто тут у нас так храпит? Ну-ка, пересаживайся на откидной стульчик!