Ельцин как наваждение

Это незабываемо! Бездонное звездное небо над головой, утопающий во тьме сад, терпкое кахетинское «Саперави», равного которому нет в мире, и трели ночных цикад, под аккомпанемент которых звучит старинная грузинская песня. Это мы со стариком поем. Поем негромко, вполголоса, но что самое удивительное – дуэтом. Вот чего творит животворящее вино Грузии!

…Увидев меня в приемной, Коржаков усмехается: от кого это тут так пахнет вином и барашком? Возразить нечего. Но и упрекнуть себя тоже не в чем. Вино, шашлык – не скрою, все это имело место, и в немалых количествах. Так ведь не в ущерб делу! Теперь, если для семьи Бориса Николаевича вдруг возникнет какая-то опасность или если его станут шантажировать ею, у нас имеется надежное место, где можно на какое-то время укрыть и жену, и детей, и внуков. Там им будет комфортно, а главное – безопасно. Я сделал то, что поручалось сделать – со всеми переговорил и обо всем договорился, куда надо съездил и все, что надо, увидел собственными глазами. А еще привез послание от Гамсахурдия, что тоже немаловажно, учитывая, что вскоре (и об этом уже можно говорить без тени сомнения) тот станет президентом независимой Грузии. Времена, конечно, изменились, но все же не следует забывать ту ключевую роль, которую эта страна играет на Кавказе. Сто с лишним лет назад один из российских дипломатов в своем донесении императору в Санкт-Петербург так и написал: «Последний день русского пребывания в Тифлисе будет первым днем расставания России с Кавказом». Значит, нам никак нельзя отталкивать от себя Гамсахурдиа, пусть даже такого, каков он есть.

Протягиваю Ельцину письмо Звиада. Тот смотрит на конверт, как мне кажется, более чем равнодушно:

– Отдайте Виктору Васильевичу.

Любая записочка, пусть даже писанная карандашом на клочке бумаги, если она попадает в руки Илюшину, сразу же становится документом, который должен иметь официальный ход. Видимо, шеф вспомнил о бюрократическом педантизме своего главного помощника, и переменил принятое решение:

– Или ладно, положите его вон на тот столик.

Ельцин слушает мой доклад вполуха, а на разложенные перед ним фотографии грузинского схрона и вовсе не смотрит.

– На словах Гамсахурдия просил передать, что крайне заинтересован в вашей поддержке и что в случае своего избрания президентом будет координировать с вами свою политику. Развитие сотрудничества с Россией по всем направлениям станет одним из главных его приоритетов.

Шеф вздыхает, давая понять, что ему не слишком интересно то, о чем я говорю:

– Вы ему сказали, что по поводу семьи я вам ничего не поручал?

– Конечно. Сказал, что вы даже ни о чем не догадываетесь, а я действую по собственной инициативе и с согласия некоторых ваших помощников, которые…

Ельцин не дает договорить:

– Хорошо, но больше на связь с ним по этому вопросу не выходите.

– Да, но если вдруг…

– Что-то еще непонятно?

– Все понятно.

В голове свербит мысль: почему все— таки сначала он согласился на мою поездку в Грузию, а теперь ничего не желает слышать про ее результаты? Какая муха его укусила? Похоже, у этой мухи есть имя – Саша Коржаков. В последнее время тот все, что не согласовано с ним лично и что не укладывается в его служебные и неслужебные интересы, преподносит шефу как коварные происки. Хранитель тела всеми силами старается стать хранителем помыслов. Добром это не кончится.

– Борис Николаевич, мне сказать грузинам, чтоб не держали для нас этот объект?

Ельцин морщится, будто от зубной боли:

– Лев Евгеньевич все объяснит. Переговорите с ним.

Вот уже битый час сижу у себя в кабинете, тупо листаю телеканалы и ничего не предпринимаю. Даже на телефонные звонки не реагирую. И все потому, что не могу унять уязвленное самолюбие. Черт меня подери! Оказывается, у Льва Евгеньевича Суханова уже что-то продумано и придумано! Так зачем же тогда я летал в Тбилиси? Зачем морочил голову Гамсахурдия? Зачем выдавал векселя Абсандзе? Зачем одалживался у Володи Ряшенцева? Зачем все это?!

Неожиданно дверь открывается, и в кабинет входит улыбающийся Лев Евгеньевич Суханов. За те недолгие месяцы, что я работаю в аппарате председателя Ельцина, могу по пальцам пересчитать его визиты ко мне, что называется, не по делу. Стало быть, и на сей раз заглянул не просто так, хотя и начинает издалека:

– Привет. С возвращением! Удачно съездил?

– Если не считать того, что моя поездка оказалась никому не нужной, то вполне удачно.

Суханов, похоже, не почувствовал моего раздражения или не счел нужным на него реагировать. Но, глядя на его приветливое лицо, у меня пропадает желание таить обиды:

– Шеф сказал, у вас есть какой-то план, и вы мне о нем поведаете.

– План? Какой еще план?

– Ну, насчет его семьи.

– А! ты просто не понял его! – Суханов берет стул и садится рядом со мной. – Тут вот какое дело…