Елтышевы

— ...и решили мы выезжать. Всей деревней решили. А дворов под сотню было. Машин мало добро вывозить, у кого что продать, так кому продашь? Куда? Все трогаются... У меня сын с семьей при мне, а дочь давно уж там, в ихней столице, в Кызыле, жила. Теперь в Шушенском... И вот сперва мы к ей, а оттуда уж сюда кое-как. Сын домишко брошенный тут нашел, купил у сельсовета. Подлатал... Обжились. Потихоньку новый дом поставили. Теперь ничего, а первое время ох тяжело было... И тут нас обокрали первым делом, мотоцикл угнали. Прямо с ограды. Так и не нашелся. Сын плакал... А муж-то мой там лежит, в Межегее. Помер в восимесят восьмом еще, не увидел всех наших страданий. О-ох... Что с могилкой его, и не знаю. А деревня снится каждую ночь почти. И бор, и горы, и всё... А здесь другое совсем...

Валентину Викторовну из услышанного задели два слова — “машина” и “обокрали”... Надо с Николаем насчет машины поговорить — будет налаживать, не будет? И с гаражом что делать? Продать и то, и другое или как? Что-то надо решать. И воровство... Тетка тоже сколько раз говорила: воруют страшно. Их пока, слава богу, не трогали, но если машину перегонят — вполне ведь могут...

Старушка посмотрела на висящие на стене часы и, вздыхая, поднялась. Нажала кнопку; глухо, как алюминиевый, затренькал звонок.

— Идите на второй этаж, — сказала Валентине Викторовне, — и там по левую руку первая дверь. Звать ее Ольга Петровна.

Ольга Петровна была высокой, крупной, моложавой женщиной. Представительной.

Приняла Валентину Викторовну с приветливой улыбкой, обнажившей металлические коронки на передних зубах. Усадила, предложила чаю.

Мягко, с благодарностью отказавшись, Валентина Викторовна похвалила  школу — уютно, тепло, светло. Сообщила, что сама родом отсюда, но жила в городе. А потом, набравшись духу, спросила, есть ли у них свободное место, добавила: отработала тридцать лет в библиотеке, пять лет из них заведующей, прекрасно знает русскую литературу...

Лицо Ольги Петровны поскучнело, вместо улыбки появилась горестная гримаса, углы губ загнулись, внизу щек появились мешочки.

— Ничем, к сожалению, помочь не могу, — сказала. — Химика у нас нет, но ведь вы же не химик... И я ничего в этих цепочках не понимаю... Нет, все штатные должности заняты. Года бы три назад... Тогда у нас почти никого не было, мне приходилось и историю всю вести, и географию, и труд. А сейчас поняли люди, что нечего им искать лучшего — хоть и две тысячи зарплата, но лучше, чем ничего... Одна из Захолмова каждый день приезжает, учительница физики, а это тридцать километров почти в один только конец. И вот мотается...

Снова зазвенел звонок. Директор поспешно вскочила:

— Простите, мне на урок. Седьмой класс. Кошмар прямо какой-то — каждый раз сражения.

Валентина Викторовна, кивая, направилась к двери. Директор шла чуть сзади, горевала:

— Совершенно неуправляемые. И ничего на них не действует. Вы же, говорю, сейчас фундамент жизни своей закладываете, ведь с вами там дальше никто нянькаться не будет... Ничего! На ушах стоят, девочки хуже парней. В восьмом, в девятом приходят в себя, но часто поздно уже... У нас школа-то девятилетняя. Лет семь как переформатировали. Бывают, кто хочет полное среднее получить — или в город едут к родне, или в Захолмово. Двух-трех мы тут до аттестата довели — заочно, так сказать. Комиссия из районо приезжала. Экзамены такие, что прямо как в эмгэу. Но ничего, не подвели ребята, сдали. Сейчас, правда, здесь. Денег нет поступать... А насчет работы... Не знаю, что и посоветовать. Совсем с этим неблагополучно у нас. Но если вдруг что, то я, конечно...

Домой вернулась разбитой, выжатой. Будто палками отходили. Хотелось лечь на диван и лежать, лежать.

А дома гостья. Сидит нарядная, лет сорока, светло-русые волосы, располагающее лицо. Даже в таком своем состоянии Валентина Викторовна почувствовала к ней симпатию. Или захотела почувствовать. Может, симпатию не к ней именно, а к той надежности, что от нее исходила.

Гостья сидела за накрытым к чаю столом, напротив нее — Николай. Сына на кухне не было, тетка, как обычно, покачивалась на своей табуретке, смотрела на гостью, не понять — враждебно или с интересом.

— О, вот и Валя! — как-то облегченно обрадовался муж. — С ней надо обсудить...

Гостья метнула на Валентину Викторовну быстрый, но цепкий взгляд, за секунду всю ее осмотрела, оценила, и заулыбалась. Приподнялась.

— Здра-авствуйте, Валентина! — подала руку.

Валентина Викторовна неумело пожала ее — здороваться за руку не привыкла. Вернулась к двери, оббила снег с сапог. Стала снимать пальто.

— Это вот соседка наша, — заговорил Николай. — Елена... М-м?

— Можно без отчества.

— Елена Харина. Они с мужем на соседней улице живут...

— У нас пятеро детей, — подхватила гостья. — Старшему пятнадцать, а младшей, Анюте, три с половиной.

— А всё говорят, рождаемость падает. — Валентина Викторовна включила чайник. — У вас пять детей, у Юрия — шесть. Еще, слышала, помногу есть... А вы местные?

— Да не-ет, вы что! Из Братска. Половина добра еще там.