Елтышевы

Поначалу дорога была хоть в рытвинах, но асфальтированной, затем же, после крошечной деревушки — десяток низких избушек с крытыми толем крышами — под названием Веселые Ключи, началась грунтовка. Сосны сменились елями и лиственницами, мотор “Москвича” стал работать надсаднее. Гор, правда, не было, но поверхность земли постепенно становилась выше, выше.

— Во-во! — резко, аж напугал, вскрикнул Тяпов. — Счас свороток направо будет! Не пропусти.

Николай сбросил газ.

— Счас... Сворачивай.

Среди пышных придорожных кустов оказалась еле заметная колея.

— Еще с километр и — мое место, — сказал сват так, будто открыл великую тайну.

Но километра не проехали — почти сразу начались камни, вымоины, лужи неизвестно какой глубины.

— Здесь на “уазике” только проедешь, — решил Николай и, слегка съехав с колеи, заглушил мотор.

— Да ладно, Михайлыч, дальше можно. Мы тут с Виталькой на “Урале”...

— Ну, сравнил — “Москвич” и “Урал”. Я поддон пробивать не хочу. Пешком пройдемся.

Из земли выпирали огромные замшелые валуны, а меж ними тесно, будто люди в узких коридорах, торчали хилые ели, суховатые лиственницы и кусты жимолости. Ягоды действительно висело полным-полно, правда, брать ее было неудобно — ноги постепенно затягивало в стоящую подо мхом болотистую грязь, и каждую минуту-другую приходилось переступать. Хорошо, сапоги обули, а то бы...

Георгий Степанович принялся за дело с азартом, как-то одновременно всеми пальцами обеих рук захватывал кусты и сдергивал с них ягоды. Сбрасывал с ладоней в зажатое меж ног ведро.

Он очень быстро набрал — “надергал” — полное ведро и направился в сторону машины. По пути полушепотом, но Валентина Викторовна расслышала, предложил Николаю:

— Может, пропустим пойдем по стопарику? У меня взято.

Николай отказался.

Тяпов так и не вернулся. Его жена сперва ворчала про себя, а потом и обращаясь к Елтышевым:

— Куда его черти-то унесли? Вечно так — начнет и бросит.

Набрав по два ведра, пошли к стану. Георгий Степанович лежал рядом с “Москвичом” на сухой кочке. Рядом — пустая бутылка, объеденная, без корок, булка хлеба.

— Да что ж это такое?! — мгновенно обозлилась Тяпова. — Ты чего нажрался опять?! Идиот...

И, бросив ведра, — чудом они не опрокинулись, — стала трясти мужа, тянуть за волосы вверх. Георгий Степанович мычал и отмахивался.

— Ну пускай он спит! — не выдержала Валентина Викторовна. — Что уж теперь...

— У-уй, идиот несчастный. — И напоследок Тяпова ударила его кулаком по голове; Георгий Степанович повалился обратно на кочку.

Съездили в целом удачно. Каждый, не считая так и не протрезвевшего свата, набрал по четыре ведра. Вернулись в деревню еще засветло.

На следующее утро, только сели перебирать жимолость, снова появился Георгий Степанович. Бодрый, деятельный.

— Ну, чего решили?

— В смысле?

— Да с ней, — кивнул на ягоду.

— Перекрутим с сахаром.

— Да куда столько-то?! Литров десять в зиму за глаза хватит. Не картошка же... Повезли, Михайлыч, продадим. А? — Тяпов по-приятельски подтолкнул Николая. — Какая-никакая, а денежка.

Елтышевы запротестовали было, ехать торгашами на рынок казалось унизительно, но Тяпов продолжал убеждать и убедил. Все-таки триста рублей — это четыре мешка цемента...

Николай пошел выгонять машину. Валентина Викторовна надела свой выходной костюм.

...Потом, когда уже ничего нельзя было вернуть, изменить, она часто задумывалась, пытаясь определить, в какой момент началось это, не внешнее (внешне началось давно, с ареста Дениса), а внутреннее, сползание на дно жизни; когда моральные нити стали рваться одна за другой и недопустимое ранее стало допустимо и в итоге допустимо стало все?.. Да, чертой стал тот день. По крайней мере, для нее.

У Николая машина не завелась, и он, тыркая ключом зажигания, выскакивая из кабины, что-то поправляя, подчищая отверткой то ли в карбюраторе, то ли в стартере, громко, кажется, впервые не стесняясь посторонних, матерился. Потом появились Тяповы, узнали, что “Москвич” не заводится, решили ехать на автобусе. Валентина Викторовна увидела виноватые глаза мужа, сказала: “Что ж, я с ними”. Обернула ведра наволочками, и побежали.

На остановке толпилось человек двадцать. В основном женщины с ведрами. Муж помог ей забраться в салон, чуть ли не через головы передал ягоду. Валентину Викторовну не возмущали ни тычки, ни грубости женщин, все происходило словно бы во сне.

В давке, оберегая каждая свои ведра, доехали до города. Только двери “ПАЗа” открылись — ринулись наперегонки на рынок.

Рынков в городе было несколько, но по традиции большинство жителей делали покупки на центральном — между автовокзалом и телецентром. Туда же стремились и торговцы.

Для частников были отведены несколько рядов железных прилавков. Зимой и ранней весной ряды эти пустовали или их занимали продавцы игрушек, носков, мелких электроприборов, а летом за каждый сантиметр прилавка шла настоящая битва. Ругались, заставляли уплотниться, стойко держали места для приятелей, старались занять пятачки с краю — чтоб товар видело большее количество возможных покупателей.