Елтышевы

Сын постоял над печкой, потом вошел в дом. Тоже оценил взглядом перемены или отсутствие их. Сел к столу.

— Ну, и как вы там? — с трудом выдавила вопрос Валентина Викторовна; с Артемом она не виделась почти два месяца, со дня отъезда к Денису. Несколько раз порывалась пойти к Тяповым, но обида на них и на сына оказывалась сильнее.

— Да так... Так, живем.

— Родик как?

— Ну, тоже... растет.

Артем отвечал равнодушно, словно был занят чем-то другим или сам готовился начать задавать вопросы. Тяжелые, серьезные, неприятные.

— Что пришел-то? — после довольно долгой и тягостной паузы произнес Николай.

Валентина Викторовна вздрогнула от его голоса — как врага спросил. Но и ей тоже хотелось сына спросить о том же.

— Да так. Попроведать.

— М-м, спасибо...

Еще помолчали.

— Может, отметим? — предложил Артем. — Праздник сегодня все-таки.

— Праздник, да... У матери вот две недели назад день рожденья был. Ждали тебя — не дождались.

Сын кашлянул, слегка виновато, а больше с досадой, взглянул на Валентину Викторовну.

— Я забыл совсем. И Родька там болел как раз.

— А мы здесь, может, умерли уже, — распалял себя Николай. — И тебе, получается, наплевать.

Он подошел к буфету, достал початую бутылку спирта. Попросил:

— Валь, дай нам закусить чего-нибудь. Сын-то пустой явился. Угощайте, мол...

Все происходящее, все, что сейчас говорилось, взгляды, жесты были Валентине Викторовне давно знакомы, отвратительно-хорошо знакомы: последние два года подобные сцены повторялись каждые два-три месяца. А то и чаще.

— Необходимо нам в город перебраться, — с аппетитом, как показалось Валентине Викторовне, выпив и закусив, сказал Артем.

— Кому это — нам? — мрачно насторожился муж, но в голосе послышалась и какая-то надежда.

— Ну... Ну, нам с Валей, с сыном.

— Что ж, перебирайтесь.

Сын вздохнул. Николай, мрачнея все больше, наполнил стопки.

— Давайте?

Вяло чокнулись и выпили. Валентина Викторовна хотела закусить, но вид еды вызвал тошноту. Перетерпела жжение, заговорила:

— Хорошо, сынок, надо перебираться. И вам надо, но и нам тоже надо. Мы тоже, как ты знаешь, не по своей воле здесь. Так давайте вместе решать, как быть нам. Квартиру снимать? Но это временная мера. Год пусть, два, а дальше? Да и ты должен представлять, что такое постоянно с квартиры на квартиру... Вон у нас вещей сколько. Нам тоже, как и тебе, здесь невыносимо, и мы тоже хотим в город.

— И что делать? — требовательно спросил Артем. — Мы столько про это... а все продолжается. Не знаю, как нам всем переехать, — я говорю только за себя: я здесь жить не могу. Не-мо-гу! Вам невыносимо, а мне тем более. Я родился в городе, там всю жизнь прожил и с какой стати теперь должен здесь?!

— Опять двадцать пять, — со стоном вздохнул Николай, торопливо плеснул спирта по стопкам, не предлагая остальным, выпил. — В общем, так. Последний раз говорю... — Он нашел взглядом глаза сына. — Я тебе тыщу раз говорил: хочешь жить в городе — езжай и живи.

— Да как там жить, блин?! Бомжарой?

— Устройся на работу, снимай жилье. Найди комнату в общежитии. Встань на очередь на квартиру, копи деньги.

— Спасибо! — хмыкнул Артем. — Бесценные просто советы!

— С-слушай...

Валентина Викторовна почувствовала, как напрягся, напружинился Николай, но голос его задрожал.

— Слушай-ка, чего т-ты от нас хочешь? Тебе скоро тридцать лет. Я в твои годы...

— Да слышал я это все. И что тоже в милицию должен идти.

— Но что-то же надо предпринять! — вскрикнула Валентина Викторовна. — Ты отвечаешь не только за себя теперь — у тебя своя семья, сын. Распоряжайся жизнью.

— И как? Всё у меня отняли, сюда притащили, а теперь!.. — Артем тоже уже кричал; Николай замер, пристально смотрел на него. — Прошлое лето пахал, как дурак, и ни фига. Сто рублей в кармане. Больше, блин, не хочу. Хочу свою комнату, ванну, все, что у меня было.

— Лентяй ты просто, — тихо, но безжалостно-внятно сказал Николай. — Лентяй и паразит. Ты палец о палец не ударил, чтоб нам тут нормально...

— Да не хочу я тут ничего! Я хочу туда, где жил, где...

— Иди и заслужи себе квартиру, как я заслужил.

— Да уж. Бухих шманать...

Николай подскочил, рванул сына за шкирку и поволок на улицу. Артем что-то хрипел. Валентина Викторовна оцепенело смотрела в стол. Но в голове хаотично метались мысли, не мысли даже, а какие-то блики мыслей; она пыталась выхватить из бликов настоящую мысль-озарение, благодаря которой все изменится. Станет светлым... Нет, ничего, только бесполезные, засоряющие сознание блики...

Во дворе раздались крики, звук удара. Мягкий, но жутковато отчетливый.

— Пускай разберется, — сказала себе Валентина Викторовна. — Хам, действительно...

Но заставила себя подняться и выйти на крыльцо.

Мужа не заметила, а возле железной печки лежал Артем и, как показалось Валентине Викторовне, задумчиво смотрел в небо. Она и не поняла сначала, что произошло. Подумала с возмущением: “И чего он теперь валяется?!”

Глава двадцать вторая