Елтышевы

— Да перестань ты! — вспылил Николай Михайлович. — И без тебя!.. — И почувствовал желание толкнуть ее… Тоже взвыть.

Сдержался, вцепился взглядом в коричневый прямоугольник контейнера, который становился меньше, мельче; дорога пошла под гору, и вот контейнер исчез. Но еще долго все трое Елтышевых — муж, жена и их сын — стояли у раскрытых черных ворот и смотрели в ту сторону, куда уехал “ЗИЛ”. В сторону города.

— Чего, — подал голос местный, — может, это, за новосельице?.. Меня Юрка звать. Я тебя, Валентина-то, помню. Помню, как приезжала.

Валентина Викторовна оглянулась на него, вгляделась, но не узнала. Тот вроде как обиделся:

— Юрка я, Карпов. Дядя у меня был, Саня, Карпов тоже. Вы с им в одном классе...

— Да, да, — покивала Валентина Викторовна, но без эмоций, думая о чем-то другом.

— Ну, так чего, отметим?

— Надо, — встряхнулся, оторвался от дороги Елтышев, достал полтинник. — Хватит? Еда у нас есть.

Юрка принял бумажку, покрутил, будто убеждаясь, что она настоящая. Кивнул, почти побежал по улице.

“Магазин, кажется, в другой стороне”, — удивился Николай Михайлович и тут же переключил внимание на другое — сказал сыну:

— Закрывай ворота.

Наблюдая, как Артем толкает обвисшие, хлипкие створки, добавил с горьковатой шутливостью:

— Давай, приучайся.

Сидели за большим дощатым столом на кухне, ждали Юрку. Жена разогревала на плитке приготовленную утром в квартире тушеную картошку с мясом. Тетка Татьяна покачивалась на табуретке, что-то тихо-тихо наборматывала, словно ругалась на себя, что пустила чужих и теперь приходится так ютиться, в уголке.

Пахло сопревшей пылью, старостью, лекарствами. Бугристая штукатурка на стенах, казалось, вот-вот начнет отваливаться кусками, потолочная балка не выдержит и переломится и весь дом превратится в горку сухой известки, истлевшей пакли, черных, будто обгоревших, бревешек. И Николая Михайловича до зуда в скулах потянуло вскочить, выбежать прочь, спрятаться в безопасности и в то же время хотелось засучить рукава, начать строить новый, просторный дом с отдельной для себя комнатой на втором этаже. Для отдыха...

Обитая одеялом дверь со скрипом и хрустом открылась, вошел, пригнув голову, Юрка. На лице улыбка, в руках бутылка. Почему-то без этикетки.

— Заждались? — Поставил бутылку на край печной плиты, снял шапку, ударил ею по колену, отчего по кухне сыпанули капли. — Счас, за новосельице...

— А ты-то чего... — тихо удивилась тетка Татьяна, но недоговорила, закачалась снова.

Николай Михайлович коротко, бодровато, как бывало дома после смены, выдохнул, велел жене:

— Давай, мать, накладывай. — А сам выставил в рядок толстенькие, в форме сапожка, стопки.

Подсевший за стол Юрка без церемоний зубами выдернул из бутылки пластмассовую пробку (таких пробок Николай Михайлович не видел уже несколько лет), стал разливать.

— Поработали, — приговаривал, — можно и расслабиться мала-мала... Мо-ожно...

Из стопок сильно запахло водкой; Елтышев с подозрением следил за деятельностью Юрки — бутылка без этикетки, едковатый запах ему не нравились. Но пока что молчал, ждал... Артем притулился с краю стола, позевывал, брезгливо озирался.

Валентина Викторовна поставила на центр глубокую тарелку с картошкой.

— В-во-о! — обрадовался Юрка. — Горяченькое. Ну, вздрогнем. — Подхватил стопку.

— Тёть, — позвала Валентина Викторовна, — исть будешь?

Та неопределенно пошевелила рукой.

“Исть, — усмехнулся про себя Елтышев. — Быстро на деревенский переходим”.

Юрка торопил:

— Ну, пьем, нет?

Чокнулись вяловато, безрадостно. Николай Михайлович осторожно отпил. Рот обожгло; вкус был ядовитый, через водку отдавало то ли керосином, то ли растворителем.

— Что... Что это вы притащили? Это пить нельзя.

Жена, сын испуганно поставили стопки. А Юрка, ухнув, быстро закусил, мотнул, словно после удара, головой и тогда уж удивленно пожал плечами:

— А чего? Нормальный спиртович. Через резиновый шланг только пропущен, от этого так... Да пейте, не бойтесь. — И стал наливать себе по новой.

Елтышева затрясло, раздражение сегодняшнего дня готово было выплеснуться на этого гостя. Взять за шкирятник и вышвырнуть за порог.

— Нельзя было в магазине купить? — сдерживая себя, внешне почти спокойно спросил. — Я дал, кажется, достаточно...

— В магазине? Хе, да в магазине у нас водки с год уже нет. Пиво только.

— Почему нет?

— Да сертификат какой-то не получили... что-то такое там. — Юрка поднял стопку. — Да ладно, пейте, нормальный, говорю, спирт.

Неожиданно выпил Артем. Хыкнул придушенно, бросил в рот парящую картошину. Глянул на родителей, сказал как-то с вызовом:

— Не умрем, наверно.

“Наверно... — Николай Михайлович сжал стопку в ладони. — Наверно... Хрен с ним”.

Глава четвертая