Элвис Пресли. Безрассудная любовь

Джерри Шиллинг вспылил, когда Элвис велел ему отдать кулон президенту и точно такой же кулон получил комик Сэмми Шор, который никогда не был близким человеком для Элвиса. В закрытом мире, в котором они жили, подобные истории смаковались по нескольку раз, пока они не становились достоянием общественности и не превращались в миф. Когда его друзья из полиции Денвера приехали к нему в конце месяца, Элвис показал им свой значок BNDD и ошеломил их рассказом о своей встрече с президентом — хотя полицейские отнеслись к его рассказам с недоверием.

Элвис и Присцилла вернулись в Мемфис в начале марта. С 15 числа у Элвиса начиналась сессия звукозаписи. Первые дни он оставался дома и лишь один раз появился на публике. Восьмого марта в Эллис Аудиториум состоялся поединок тяжеловесов Али — Фразиер. Зал был битком набит, но впервые за всю его жизнь на Элвиса Пресли никто не обратил внимания, несмотря на его золотой пояс стоимостью 10 000 долларов, все его кольца и цепи. Он явился в сопровождении Билла Морриса и девяти или десяти своих парней. Толпа, казалось, разделилась по расовому признаку: большинство белых болело за чемпиона Джо Фразиера, а черные болели за пышного Али. Пока шел поединок, Элвис, как всегда, рисовался перед друзьями.

Сессия звукозаписи в Нэшвилле преследовала несколько целей — повторить успех рождественского альбома 1957 года (Полковник с Фелтоном долго уговаривали Элвиса) и выпуск поп — альбома с парой сильных синглов.

Элвису, казалось, было все равно. Он начал запись с песни шотландского певца Эвана Маккола «The First Time Ever I Saw Your Face». Ему очень долго нравилась версия этой песни 1965 года в исполнении Питера, Пола и Мэри, кроме того, Джойс Бова просила ее записать.

Настроение Элвиса постоянно менялось, с ним было очень трудно договориться. Точно так же он записал версию гимна XVIII века «Amazing Grace», которая совсем недавно была в двадцатке лучших хитов в исполнении Джуди Коллинз. Потом были еще две песни Питера, Пола и Мэри — «Early Morning» и «For Lovin' Ме», написанные канадским исполнителем Гордоном Лайтфутом. Элвис просил Фредди сделать также современную обработку песни Криса Кристоферсона об искуплении греха «Sunday Morning Coming Down». Сессия прошла бы как нельзя лучше, но Фредди не смог сделать аранжировку. Элвис внезапно почувствовал себя плохо. Ему казалось, что его глаз пылает. В 1.30 утра сессия была прервана, и Элвис вернулся в отель. Ему стало хуже, из Мемфиса срочно прилетели доктор Ник и специалист по сетчатке глаза доктор Мейер. После быстрого осмотра доктор Мейер сделал укол демерола, а затем укол кортизона прямо в глазное яблоко, чтобы снизить давление. Несмотря на протесты, Элвиса срочно поместили в больницу Nashville Baptist Hospital.

Присцилла уже вернулась в Калифорнию, чтобы наблюдать за отделкой нового дома, поэтому Элвиса сопровождала Барбара Ли, которую он уговорил составить ему компанию даже на больничной койке. Анализы подтвердили первоначальный диагноз доктора Мейера: у Элвиса был ирит и вторичная глаукома. По мнению доктора, положение ухудшалось, когда краска для бровей смешивалась с потом и попадала в глаза. Когда боль притупилась и все страхи были позади, Элвис смаковал эту историю, рассказывая всем и каждому, кто приходил его навестить, даже губернатору Теннесси Винфелду Данну, что ему делали укол прямо в глаз без всякой анестезии. В пятницу его выписали, Барбара вернулась в Калифорнию, и обратно в Мемфис его сопровождала Джойс Бова. Ее шокировал вид Элвиса — он выглядел потрепанным и изможденным: во время полета он мало говорил и только благодарно сжимал ее руку. В аэропорту их встречал отец Элвиса. Он молча поблагодарил ее, очевидно, глубоко переживая.

В Грэйсленде она наблюдала, как отец помогает сыну подняться по лестнице. Это представляло плачевное зрелище. Внезапно она увидела Присциллу. «Я была шокирована видом Присциллы. Ее портрет висел у лестницы… она была изображена в пол — оборота, сзади нее был Элвис… они были похожи как брат и сестра каждой чертой и даже выражением лица. Доктор Мейер устроил наверху передвижной госпиталь и дал Джойс необходимые инструкции, объяснив на всякий случай, как пользоваться кислородной подушкой.

«Я знал, что ты придешь, Джойс, — сказал Элвис, перед тем как уснуть. — Я знал, что ты не дашь мне пропасть».

Несколько дней она заботилась о нем, более чем когда — либо наслаждаясь близостью с ним. Они были в спальне Элвиса в окружении бархатных портьер и тяжелой мебели из черного дерева. Везде были разбросаны книги по религии и философии, она читала ему «Impersonal Life». Она чувствовала, что это было особенное время для них обоих, атмосфера иллюзии, смешанная с пласидилом, который оба продолжали принимать. Когда она уезжала, то робко попросила дать ей с собой таблеток в Вашингтон, так как они помогали заснуть.