Элвис Пресли. Безрассудная любовь

На второй вечер Фелтон нашел выход, но он не был уверен, что Элвис сделает это только затем, чтобы угодить своему продюсеру. С поддержкой Джо Эспозито и Джерри Шиллинга, а также Чарли, который барабанил на акустической гитаре, они добились приемлемой энергичной версии «Burning Love». Но это было сделано наспех, и все поняли, что сердца Элвиса нет с ними. Они продолжали работать до четырех часов утра, но записали только одну песню. На следующий день они записали еще две песни: «Always On Му Mind» и «Suspicious Minds».

Съемки репетиции в студии несколько оживили обстановку. Он спел новые песни, а также много старых, закончил он религиозными песнями, чем окончательно сразил киношников. Религиозная музыка, отвечал Элвис на их расспросы, помогла ему вырасти, но она является такой же частью музыкального ландшафта, как Марио Ланца и Метрополитен Опера. Музыкального ландшафта, который продлевает границы времени а пространства, и успокаивает сознание. Часто после шоу Элвис и The Stamps собирались вместе и пели такие песни. Он знал Джея Ди с тех пор как он впервые приехал в Мемфис со своей группой The Blackwood Brothers, «я был большим поклонником духовной музыки». Совершенно серьезно киношники сказали, что в группе царят особые отношения. «Я думаю, это потому, что мы постоянно наслаждаемся этой музыкой, — ответил Элвис. — Мы делаем два шоу за вечер в течение четырех недель, но мы никогда не позволяем им состариться. Каждый раз мы делаем все как будто впервые, — это один из наших секретов».

Боб Абель и Пьер Адидж, которые снимали фильм, совсем не знали его с этой стороны. Когда вице — президент MGM Джэк Хэйли предложил им этот проект, они уже занимались фильмом о ностальгии по рок — н–роллу для Columbia («Let the Good Titties» c участием Чака Берри, Литтл Ричарда, Фэтс Домино, Билла Хэйли и Бо Диддли). До этого они ездили в турне с Джо Коккером и снимали фильм о поколении Вудстока. Абель не хотел браться за новое турне, он был счастлив, что им удалось вырваться из войны. Но Пьер Адидж настоял, что они не должны упускать такую возможность; в конце концов, они должны поехать в Вегас на шоу Элвиса.

Боб Абель и Пьер Адидж до этого занимались разными сторонами кино. Им обоим было по тридцать лет. Абель закончил UCLA по классу кино у Колипа Янга вместе с Френсисом Фордом Коппола и Кэррол Баллард. Потом он был учеником Дэвида Волпера, который снимал документальные фильмы. Но Абель всегда интересовался музыкой, новыми технологиями, которые тогда начинали входить в моду. Адидж, такой же хладнокровный и спокойный человек, каким говорливым был Абель, был первопроходцем в звукозаписи. Его партнер, Джим Уэб, прославился после своей работы в фильме Роберта Олтмена M.A.S.H. В 1969 году они организовали Ассоциацию кино, которая должна была снимать музыкальные документальные фильмы.

Им не понравилось шоу, которое они увидели в Вегасе, и они ужаснулись, увидев за кулисами разжиревшего Элвиса. Но в то же время они были очарованы. Элвис сначала подумал, что они уже начали работать над проектом. Но когда понял, что нет, то заманил их, сказав, что он очень рад гостям из внешнего мира и сделает все, чтобы продлить их визит. «Я хочу снять настоящего Элвиса, — сказал серьезно Абель. — Но вы должны быть откровенны со мной. Если я почувствую, что вы позируете, я просто выключу камеру. Тогда MGM потеряет много денег». — «Мне нравится ваша откровенность, — сказал Элвис. — Когда мы начинаем?»

Их встреча с Полковником Паркером через неделю была простой формальностью. Пока Абель нанял команду и пытался организовать все для съемок, Пьер отправился вместе с Полковником посмотреть место съемок. Когда они снова встретились на репетиции, они поняли, что, несмотря на всю их приверженность идеалам жизненного кино, они должны осторожно освещать Элвиса, чтобы скрыть его неестественную бледность и полноту. Это было не потому, что он на самом деле был такой полный, это меньше всего беспокоило Абеля. Он увидел в Элвисе те же черты наркомана, что и у своего партнера. Он никогда не сомневался, что Элвис прошел через это, как многие в его мире, и ему было искренне жаль его.

«Он невероятно понятливый и смышленый, он может по глазам узнать человека и заглянуть ему в душу. Он очень хорошо ко мне относился. Я думаю, что он читал меня. Он знал, что может переключиться с одной темы на другую, и пока эта тема была частью его, это было хорошо для меня. Правда была правдой. Но я думаю, была часть его, которая чувствовала пустоту, что он был никем. Я приходил на репетиции, стараясь понять его. Я видел, что все эти музыканты, телохранители и льстецы вокруг него, все эти ребята в течение семнадцати лет рассказывают все те же истории и шутки. Что это за жизнь? Должен ли я снимать ее? И если я сниму, должен ли я показывать это более одного раза, чтобы поставить точку?»