Элвис Пресли. Безрассудная любовь

Элвис приехал в студию MGM еще бледнее и полнее, чем был во время гастролей. Он извинился, что не мог договориться с ними раньше — намечались следующие гастроли, он был занят домашними проблемами, связанными с разводом, и девушка, с которой он выходил в свет, недавно погибла в автомобильной аварии. Он сел на стул в привычной гримерке, где он создал столько картин. Его интервьюеры сидели напротив. Как заметил Абель, присутствовали несколько ребят из команды Элвиса. Они мрачно наблюдали за происходящим, но он, казалось, не замечает их всех, кроме Джерри, который возвышался по правую руку Абеля на режиссерском стуле.

Они начали с его комментариев по нескольким старым фотографиям. Голос теплый, чуть взволнованный, вы ощущаете то же, что и его зрители вначале, что нет никакой преграды между вами. Рассказывая о своем шоу в «Овертон парк», он сказал, что сначала его удивила реакция толпы. «Первое появление на сцене перед зрителями до смерти напугало меня. Я не знал, что творил». Он сказал: «Я работаю только для зала, не важно сколько их: шесть или шесть тысяч; они получают от меня вдохновение». «А если это не срабатывает?» — спросил Пьер. «Тогда я меняю репертуар. Я буду работать всю ночь, но я разберусь, в чем проблема. Потому что это очень важно».

Он все так же волновался перед каждым спектаклем, он никогда не приезжал слишком рано и того же требовал от своих музыкантов. Однажды во время выступления в Вегасе он услышал, что двое музыкантов в оркестре разговаривают о чем — то своем; «Те парни читали журнал «Лучшие дома и сады» или что — то вроде этого, они исполняли свои партии, и снова начинали: «Знаешь, я, наверное, построю это патио». Тогда я сказал: «Я не хочу петь эту песню, давайте сыграем что — нибудь другое». Они должны быстро ориентироваться в своих нотах; они должны наблюдать за мной».

Он рассказывал о шоу, как он воплощает в них все, о чем он мечтал с детства, с тех пор как каждое воскресенье ходил в «Овертон парк» слушать игру Memphis Symphony. Он рассказывал о пении, о том, что «впервые понял, что может петь, в два года», что позже «люди приходили со всей округи, чтобы послушать меня», но в школе до одиннадцатого класса «никто не знал, что я пою». «Я не был популярен в школе. Я никогда ни с кем не встречался. Единственное, чего мне не хватало, это музыки. Тогда меня включили в шоу талантов. Поразительно, каким популярным я стал в школе после этого». Что думал его отец о том, что Элвис собирается зарабатывать на жизнь игрой на гитаре? Это спросил Джерри, побуждая рассказать его одну из старых семейных историй. «Мой отец видел многих людей, которые играли на гитаре и не работали, поэтому он сказал; «Ты должен сам решить, быть тебе электриком или музыкантом. Я никогда не видел стоящего музыканта». Смеясь, Элвис сказал: «Забавно, когда я ему напоминаю об этом, он смеется и смущается, если я говорю это перед кем — то».

Они обсудили еще что — то, Элвис рассказал несколько избитых историй об армии и юности, но он не был заинтересован, пока разговор не коснулся клипов. «Это была работа, — сказал он кротко в начале. — Я должен был приходить в определенное время утром и отрабатывать определенное количество часов, вот как я это рассматривал».

Время шло, и фотография сменялась фотографией: «Мне было интересно, до тех пор, пока я не заболел. У меня поднялась температура, со мной что — то творилось… я не мог понять что именно. Я даже не мог окончательно утвердить сценарий, не мог сказать вам, что это плохо для меня… Я не думаю, что кто — то намеренно хотел навредить мне. Просто у Голливуда было ошибочное представление обо мне, я знал об этом и ничего не мог сказать или сделать… Я никогда не был равнодушным. Меня все это очень волновало, я должен был что — то изменить. Что я и сделал».

Боб Абель попытался сменить тему, но Джерри вернул его к тому, о чем он действительно хотел поговорить. «Я думал, они дадут мне шанс показать свои возможности, но ничего не изменилось, и я был обескуражен. Они могли заплатить мне все деньги мира, но я не почувствовал бы удовлетворения».

«Но вы все же продолжали, вы пересилили себя», — сказал Пьер.

«Я должен, должен».

Это был любопытный момент. Никто не был назван — он искренне полагал, что в этом не было ничьей вины. Но это было так, как будто он на минуту задумался о своей карьере, рассматривая её как цепь проступков, которые он никогда не контролировал, с такой горечью, с какой он никогда не говорил (по договоренности это не вошло в фильм). «Я принимал это, пока мог, — сказал Элвис. — И физически и эмоционально». Потом, когда он появился, чтобы узнать, что он говорил, он попытался исправиться: «Не все клипы были такими уж плохими. В промежутке я сделал кое — что, что понравилось людям, чисто развлекательного характера… на телевидении это прошло замечательно». Но опять забывшись, он обругал Стива Аллена, который шестнадцать лет назад унизил его на телевидении, заставив нацепить цилиндр и хвост и петь для собаки. Это был юмор Стива Аллена. «Для меня это было так же забавно, как костыль».