На следующий день она вылетела в Лос — Анджелес, а оттуда вместе с Элвисом в Вегас, где у него начались репетиции предстоящих шоу. В своей школьной одежде она чувствовала себя неловко. Она не могла поверить, как все были милы с ней; не могла поверить в роскошь, которая ее окружала. Однако в первую же ночь она поняла, что здесь что — то не так, то же «странное опьянение», которое она слышала раньше, снова появилось в его голосе. Раньше вечером она заметила баночки с таблетками на тумбочке у кровати. Она спросила, не болен ли он, а он ответил, что это просто небольшая простуда. Потом у них был романтический ужин, он был таким любящим и нежным, но «потом, когда мы стояли и разговаривали на улице, мне показалось, что он покачивается, и его речь опять стала невнятной. Я спросила: «С тобой все в порядке?» А он ответил: «Все в порядке, дорогая. Я просто принял снотворное». Я спросила: «Ты принимаешь снотворное?» Он сказал: «Да, у меня с детства проблемы со сном». Я подумала, что это странно. Как бы я хотела быть тогда более земной и разумной. Но я все принимала и не осознавала всю величину проблемы».
Линда нравилась всем. Хотя она не была единственной девушкой, кто приехал в Лас — Вегас тем летом (пока ее не было, приезжали Сибилл Шепард и Сандра Занкан), к концу выступлений он сделал выбор. Она любила смеяться, она была освежающе естественна, она приспособилась к его стилю жизни. Как она сама о себе сказала: «Была слишком молода и слишком неопытна, чтобы принимать жестокость жизни. Я была очень счастлива с ним, я была счастлива разделять с ним жизнь». Она изменила режим сна, поменяла местами день и ночь, по — детски болтала с ним, заставляла смеяться над своими гримасами. Она стала «жизнелюбом», если назвать это термином, которым парни описывали себя. Было ясно, что на какое — то время он останется с ней.
Между тем на 26 июля был назначен официальный развод с Присциллой. Она вернулась в Грэйсленд за неделю, чтобы упаковать свои вещи и проститься с бабушкой, хотя она поклялась, что будет поддерживать связь. В конце июля Рона Барретт написала в своей колонке, что «Присцилла очень хочет вернуть себе свободу побыстрее. Причиной является эксперт по карате Майк Стоун, с которым она несколько раз была замечена. Они вместе обедали в публичных местах». А заголовок The Sunday Tribune от 30 июля гласил: «Человек с черным поясом по карате разъединил супругов Пресли». Элвис получал донесения, что ее заставали со Стоуном на разных турнирах, они смеялись, иногда даже вместе выступали в программах. И во всем этом скользил открытый упрек ее прошлой жизни. 18 августа было объявлено, что дело о разводе будет слушаться в Santa Monica Superior Court. Условия соглашения были таковы: 100 000 долларов единовременного платежа (50 000 долларов вперед), плюс 1000 долларов за каждый месяц супружества и 500 долларов алиментов на ребенка — не были заявлены, но о них договорились на совместной встрече с адвокатом Элвиса Эдом Хуктраттеном. Адвокат посоветовал отдать Присцилле все, что она требует. Общее состояние Элвиса обострялось в связи с участившимися визитами к врачам во время выступлений в Вегасе. Раньше он обращался к медикаментам перед каждым шоу и после него и перед тем, как лечь спать. Теперь же он принимал пилюли по пять раз в день, последствия этого и заметила Линда. Это было первое размещение после нового договора с «Хилтоном», который не только повысил гонорар Элвиса до 130 000 долларов в неделю (начиная с 1974 года — 150 000 долларов со всеми предыдущими обязательствами), но и определил гонорар Полковника — 50 000 долларов за рекламу по стране. Полковник добился этого, намекая, что поменяет «Хилтон» на MGM Grand под руководством Кирка Керкориана. А в предыдущем марте он прямо пригрозил, что закроет свои офисы, так как ни он, ни его клиенты не удовлетворены в достаточной степени. Тем временем Элвис выступал очень удачно, хотя некоторые зрители отметили его несколько угрюмый вид, гораздо меньшее взаимодействие с аудиторией, чем обычно, и сильный акцент на песнях о сердечной боли и потерях. Поклонники испытывали смешанные чувства, они волновались за Элвиса, а Роберт Хилбуен написал в The Los Angeles Times, что в шоу было использовано «только 60 % музыкального потенциала Элвиса Пресли», хотя оно было гораздо лучше, чем январское.