Элвис Пресли. Безрассудная любовь

Второй короткий тур был намечен вскорости после первого. Он должен был начаться 21 апреля с остановками в Канзас — Сити, Омахе, Денвере, Сан — Диего, Лонг — Бич, Сиэттле и Спокане и завершиться одиннадцатидневными мини — гастролями на озере Тахо, которые отдельно оплачивались в размере 315 тысяч долларов. Во время большинства выступлений Элвис был ужасаюш, е неподготовлен, он все так же страдал от провалов в памяти, периодически забывая слова песен, которые он регулярно исполнял с момента возвращения к живым выступлениям. Ронни Тат, который вернулся в группу для участия в туре с условием ощутимой прибавки в жалованье, наблюдал, что иногда бывали такие выступления, на которых он был настолько изможденным или унылым, что «я просто начинал изо всех сил колотить по барабанам, сам не знаю почему, может быть, я пытался повлиять на него хоть как — то». Мирне Смит и другим участникам Sweet Inspirations было очевидно, что физическое состояние Элвиса претерпело катастрофические изменения. «[Большую часть времени], когда он находился на сцене, он был в полусне…. Если вы видели его выступления, вы могли заметить, что он очень часто оборачивается и смотрит на нас, а в его глазах мольба. Мы старались петь энергичней и громче, чтобы встряхнуть его, и ему кое — как удавалось продержаться весь концерт. Иногда, когда он был вынужден прикрывать свои глаза очками, я думала — он точно упадет».

Все рецензии на его шоу выражали опасения по поводу состояния Элвиса. Местная газета «Лонг Бич» писала: «Леденящее кровь молчание наполнило концертный зал, когда он запел: «Теперь конец уже близко» — первую строку суперхита Фрэнка Синатры «Му Way». Это прозвучало как пугающее пророчество». Даже стойкий и не сгибаемый никакими жизненными бурями полицейский следователь Джон О'Грэди не смог подавить в себе инстинктивную реакцию, когда посещал Элвиса в Тахо: «Мне стало его так жалко, что я заплакал. Он был такой толстый. Иногда с ним случались приступы, во время которых он не мог ходить. Он постоянно забывал слова песен. Я зашел за сцену и посмотрел на него, и тогда я осознал с абсолютной уверенностью, что он не жилец на этом свете».

Музыканты постоянно говорили об этом между собой, но, как выразился бывший его аккомпаниатор Тони Браун, который сменил на этом посту Шейна Кайстера: «Мы все знали, наши волнения были бессмысленными и не могли принести ему никакой пользы.

Он был окружен этим тесным кружком особо приближенных, ну, вы знаете… Если кто — то набирался наглости и спрашивал: «Могу ли я минут пять поговорить с ним наедине?» — ответ был однозначным; «Ни в коем случае!» [А если кому и удавалось] оказаться рядом с ним, он старался контролировать ситуацию и не допускать никаких откровенных разговоров, прячась за пустой болтовней». О'Грэди был столь потрясен состоянием Элвиса, что всерьез решил взять всю ситуация в свои руки. По возвращении в Лас — Вегас он связался с адвокатом Эдом Хукстраттеном, чтобы вместе они смогли выработать план, как убедить Элвиса отправиться в «Скриппс Клиник» в Сан — Диего, где практиковали довольно эффективную программу лечения наркомании. Со своим планом, гарантирующим полную конфиденциальность, они отправились к Присцилле в надежде на ее помощь. Как они поняли, она поговорила с ним, но на этом все и остановилось.

Через две с половиной недели после завершения тура в Тахо он был снова в пути — на одиннадцать дней и за более чем 800 тысяч долларов, которые они должны были разделить с Полковником. Репортеры очень часто обращали в своих статьях внимание на затрудненную речь Элвиса и на то, с каким трудом он передвигался по сцене. Но на каждом концерте вновь и вновь был полный аншлаг, и его фанаты не теряли энтузиазма и восторга. Иногда случались такие концерты, которые напоминали о лучших временах, а у участников группы появлялась надежда, что Элвис все — таки сможет пересилить себя и свое смертоносное увлечение. Но основным желанием все же было просто прилично отыграть концерт. С другой стороны, как замечал Тони Браун, у Элвиса появилось крайне неуважительное отношение не только к себе, но и к своим поклонникам, чего раньше он себе никогда не позволял, даже в самые напряженные моменты: «Иногда на сцене во время выступления он вдруг ни с того ни с сего поворачивался к нам лицом, выбирал кого — то одного, смотрел на него, глупо дурачился. Он просто стоял, ухмылялся, корчил рожи по четыре — пять минут и не делал ничего, кроме этого. Зрители выкрикивали названия песен, хлопали или топали ногами. Он же стоял к ним спиной и всем своим видом как будто говорил: «Ну что за глупые люди…» А мы стояли за нашими инструментами, надеясь, что сейчас он подаст нам знак и мы начнем играть. Вместо этого… он просто вел себя, как Элвис без контроля, который хотел всем нам сказать: «Все эти люди плевать хотели, хороший я или плохой. Я могу делать всё, что угодно, а они все равно будут меня любить».