Элвис Пресли. Последний поезд в Мемфис

Элвис встретил Кентера в аэропорту с Клиффом, Джином и Фредди Бинстоком, элегантным 28-летним сотрудником фирмы «Хилл энд Рэйндж», говорившим с резко выраженным венским акцентом. Поначалу Бинсток не совсем понимал, что он тут делает, пока наконец не почувствовал, что Элвис немного нервничает от того, что «режиссер из Голливуда» собирается навестить его в родном городе и желает произвести на него впечатление. Едва они пошли в дом, он посадил Кентера в виброкресло (Бинстоку тоже довелось через это пройти во время его первого визита) и без предупреждения включил мотор, тем самым изрядно выбив гостя из колеи. А затем с гордостью принялся показывать ему дом, пока мать не позвала всех на ужин, во время которого произошел забавный инцидент. Подав на стол жареных цыплят, фасоль и овощи, служанка Альберта забыла принести воду, и Кентер, с дороги изнемогавший от жажды, тут же попросил пить. «Элвис, покраснев от смущения, начал громко звать служанку: «Альберта, будь добра, принеси воды!» — вспоминает Фредди. — Та вбежала с кувшином и поставила его на стол… где не было ни одного стакана. Кентер с жадностью смотрел на воду. «Альберта, стаканы!» — закричал Элвис, а Кентер поспешно добавил: «Ничего страшного, меня вполне устроит и соломинка». На мой взгляд, это было чертовски смешно, но Элвис так не считал. Он вообще очень тяжело сходился с незнакомыми людьми и после ужина, когда я уже собирался возвращаться в Нью–Йорк, подошел ко мне и сказал: «Слушай, старина, ты просто обязан поехать со мной (в Шривпорт). Этот тип… ума не приложу, как с ним себя вести — предполагается, что он будет снимать мой следующий фильм, а тут выясняется, что это не режиссер, а какой–то комедиант долбаный!»

На самом же деле не произошло ничего непоправимого — Элвис был попросту смущен, и Кентер отнесся к этому с пониманием. После ужина они отправились в комнату отдыха, сыграли в пул, поговорили о кино… Хэл Уоллис специально запретил Кентеру привозить сценарий, но, когда Элвис поделился с ним своей теорией актерской игры в кино (выживают те, кто редко улыбаются), он бросился его переубеждать — мол, фильм не будет из разряда «веселых», где Элвису надо будет только и делать, что улыбаться, если он не хочет, то может не улыбаться вовсе. «Между прочим, — вмешался Джин, — Элвис действительно хороший актер». «Я в этом уверен», — охотно согласился Кентер, видевший его кинопробы и пришедший к такому же выводу. «Это еще что! Вы послушайте отрывок из сценария… Элвис, покажи ему тот отрывок». — «Да ну, — заупрямился Элвис, — сейчас не хочу». — «Да ладно тебе, — не унимался Джин, — покажи». — «О каком отрывке идет речь?» — поинтересовался Кентер. «О! Это небольшая сцена, которую я разучил», — ответил Элвис. Оказалось, что Элвис трудился над речью генерала Макартура в конгрессе, его прощальным словом. «А почему ты выбрал именно его?» — спросил Кентер. «Не знаю. — Элвис пожал плечами. — Просто хотел проверить, смогу ли я все запомнить».

На следующий день Элвис устроил Кентеру экскурсию по Мемфису, а тем же вечером они на «Линкольне» выехали в Шривпорт в сопровождении большого желтого лимузина марки «Кадиллак», на котором Скотти и Билл везли инструменты. Машину вел Элвис, рядом с ним сидел Кентер, а на заднем сиденье располагались Джин с Джуниором и шурин Полковника Битей Мотт, которые вскоре заснули. В какой–то момент, вспоминает режиссер, «мы проехали мимо собаки — старого пса, завывавшего в ночи, — и Элвис сказал, что он ему завидует. У него своя жизнь. Он гуляет по ночам, делает, что ему вздумается, и ловит от жизни кайф… А когда солнце встает, он уже дома, под крыльцом, и никто даже не догадывается о его ночных приключениях».

Они прибыли в Шривпорт в пять утра и остановились в отеле «Капитан Шрив», где Элвиса уже поджидала толпа поклонников, твердо решившая дождаться возможности пообщаться со своим кумиром, так что тому пришлось высунуться из окна номера и попросить их не шуметь и дать ему поспать. «Он проснулся во второй половине дня и позавтракал со своими компаньонами по путешествию», — писал Кентер в статье «В раю», три недели спустя опубликованной в «Вэрайети». На первый взгляд герой повествования не имел никакого отношения к Элвису Пресли, однако речь не могла идти ни о ком другом, поскольку именно он был тем самым «молодым человеком с глазами старика и губами младенца… пробудившимся от кошмара нищеты и обнаружившим яркое солнце Славы, неожиданно брызнувшее лучами прямо ему в глаза…»

«Вестибюль отеля кишит ордами журналистов, обвешанными фотоаппаратами, и поклонников; за порядком следит группа полицейских, один из которых занимает свой пост в коридоре у двери его номера… Оставшиеся до концерта часы тянутся для молодого человека мучительно медленно, и он всячески старается убить время — просматривает газеты, прочитывает от корки до корки журнал, слушает пластинки, болтает со своими спутниками, дает несколько автографов управляющему отелем… Наконец приходит пора одеваться, однако он не торопится и растягивает этот процесс на час.