Элвис Пресли. Последний поезд в Мемфис

Он был очень не уверен в себе и пользовался Полковником как щитом, а тот в свою очередь — им, но совсем по–другому. Мне кажется, хорошо Элвис чувствовал себя только в окружении друзей и всячески сопротивлялся стремлению Полковника как можно больше изолировать его от остальных, чтобы он не мог завести ни с кем прочных дружеских отношений и окрепнуть в собственных глазах. Мне его даже немного жаль, потому что у него не было возможности стать цельной личностью: в течение двадцати минут он из грубоватого самоуверенного парня мог превратиться в запуганного мальчишку. Мог строгим тоном отдавать человеку приказы, а через минуту спросить: «Не желаешь сандвич? Или, может быть, кусок пирога?»

Я часто проводил время у него в гримерке со всеми остальными, и как–то раз Элвис мне сказал: «Знаешь, Майк, я бы хотел, чтобы ты написал для меня балладу, настоящую красивую балладу». На той же неделе мы с Джерри сочинили песню «Don't» и записали на «Холливуд Рекордерз» демо–кассету, где пел ритм–энд–блюзовый певец Янг Джесси. Я пришел к Элвису, отдал пленку, и ему настолько понравилось, что он записал ее сам. Однако нам дали по шее, потому что мы полезли через голову начальства. Оказывается, я сначала должен был поставить об этом в известность Джина и Джулиана (Абербахов) и передать песню Фредди, а уже тот — Элвису. Полковник был вне себя — все должно было работать по давно заведенному распорядку, который им очень не хотелось менять.

Однажды после съемок он пригласил меня к себе в отель. Мы выпили кока–колы, а потом поднялись к нему в номер на верхнем этаже. Мы начали играть в пул, есть орешки, шутить, разговаривать о музыке, но тут вошел Полковник, и все исчезли, как стая испуганных воробьев. В тот момент я бил по шару — поднял голову, огляделся, а вокруг никого. Когда Элвис вернулся, вид у него был ужасный. «Майк, — сказал он, — Полковник рассердился из–за того, что ты здесь. Наверное, тебе лучше уйти». Я сказал, что все в порядке, и отвалил. Полковник не хотел, чтобы вокруг Элвиса вертелись посторонние люди, особенно композиторы, — с ним было приятно работать в студии, но иметь возможность подойти к нему, как–то на него повлиять, показать песню… Это в своих руках держал Полковник».

«Я не чувствую себя чьей–то вещью, — заявил Элвис журналисту Джо Хайамсу за ленчем в своей гардеробной (соус, картофельное пюре, девять ломтиков хорошо прожаренного бекона, две пинты молока, большой стакан томатного сока, салат, шесть кусков хлеба и четыре ломтика масла). — Мне такое и в голову не приходит. Люди могут мне говорить, что я могу делать, а что — нет, но я их не буду слушать. Я делаю то, что хочу. Я не могу измениться и не собираюсь этого делать». Дальнейшие его высказывания сводились к тому, что он трудяга, всю жизнь вкалывал, и, несмотря на то, что порой ему чертовски одиноко («Часто я чувствую себя несчастным, не знаю, куда деваться»), он по–прежнему наслаждается каждой минутой такой жизни. «Если мне понадобится бросить свою работу, я готов это сделать в любую минуту, но мне бы этого не хотелось». — «А что вы скажете насчет Полковника?» — поинтересовался Хайамс. «Я могу управлять своей жизнью и без посторонней помощи, — ответил тот. — Когда я нахожусь вдали от своей семьи, Полковник Паркер заменяет мне отца. Он не вмешивается в мои дела и не говорит — делай то–то или то–то. Просто Полковник Паркер разбирается в бизнесе, а я — нет. Он никогда не вмешивается в процесс записи, а я не лезу в бизнес. Никто не может мне приказать, как мне вести свою жизнь».

Каждый вечер Элвис тщательно изучал отснятые за день кадры и по–прежнему наотрез отказывался брать уроки актерского мастерства, поскольку, как он объяснял Джорджу Клайну, считал, что между профессионалом и любителем разница та же, что и между оперным тенором и певцом, который поет, чувствуя музыку сердцем, — формальное обучение может повлиять на его непосредственность. Но так как он придавал большое значение самоусовершенствованию и самообучению, Элвис не уходил из студии до тех пор, пока самым тщательным образом не изучал весь отснятый материал со своим участием. «Свои фильмы я смотрю в первую очередь глазами критика, — сказал он репортеру несколько месяцев спустя. — И всегда стараюсь выглядеть перед камерой естественно, а для этого требуется знать, как ты выглядишь».