Глэдис была неизменно приветлива с посетителями, толпами прибывавшими в Киллин по делам, в гости или просто так. Несколько раз приезжал Полковник. Он вел какие–то тайные переговоры с Элвисом и Верноном. «В гостиной он беседовал со всеми, кому случалось там оказаться, — говорит Эдди. — Со мной, Глэдис, Ламаром. Но о делах речь велась за закрытыми дверьми. Мы не знали, что там творится, но иногда Элвис в бешенстве выбегал из комнаты и после отъезда Полковника подолгу бушевал. А порой они расставались друзьями, Элвис улыбался и пребывал в добром расположении духа. Им случалось спорить, но никогда — по поводу проектов Элвиса. Полковник не имел к ним никакого отношения и занимался исключительно деловой стороной. По–моему, так и должно было быть».
Однажды к Элвису заехал диск–жокей Роки Фриско из Талсы, совершавший рекламный велопробег длиной 500 миль. Прибыв в Киллин, он узнал, что Элвис на полевых сборах, но Глэдис пригласила Роки приезжать в любое время, и он «почувствовал себя как дома, будто был членом семьи». Вик Морроу, игравший в «Короле–креоле» главаря шайки, однажды тоже заскочил проездом, а Винс Эдвардс и Билли Мерфи сделали крюк по пути в Даллас, хотя и не знали адреса Элвиса в Киллине. Завернув на бензоколонку, чтобы спросить дорогу, они попались на глаза Ламару («Мы звали его Старая Слоновья Задница»), и он, увидев голливудские номера, показал им, как найти дом. Глэдис сообщила, что Элвис до сих пор на службе, и уговорила гостей остаться пообедать, а Вернон устроил их в маленьком жестяном трейлере на задах дома. Наконец приехал Элвис. Последовало радостное воссоединение друзей, но позже, когда настало время идти спать в трейлер, Винс и Билли почувствовали себя очень неуютно: в ночной тишине им все больше и больше мерещились какие–то шорохи, стуки, поскрипывания… Около часа ночи они, разумеется, не попрощавшись, сбежали. «Нам было плевать, что он подумает, — говорил потом Винс. — Проклятая домашняя живность так разбушевалась, что мы были вынуждены уехать в мотель».
На крыльце дома Пресли собирались поклонники, и соседи жаловались на изобилие машин. Какие–то девчонки поставили хижину у дороги, по которой Элвис ездил домой, и вывесили транспарант: «Остановись, Элвис». Однажды он так и сделал. Эдди Фэдэл неутомимо возил президентов клубов поклонников на автобусную остановку в Темпле и обратно, а миссис Пресли была безупречно вежлива. Но летом у нее заметно ухудшилось здоровье, изменился цвет лица, и она уже не могла управляться по хозяйству. Глэдис позвонила в Мемфис своему врачу, доктору Чарлзу Кларку. «Доктор Кларк, завтра среда», — сказала она мне. «Да, мадам», — ответил я. Тогда она спросила: «Кажется, по средам вы отдыхаете? Я хотела бы, чтобы вы прилетели и посмотрели меня. Мне нездоровится».
— «Миссис Пресли… — сказал я, отчаянно придумывая какую–нибудь отговорку. — Мне запрещено практиковать в Техасе». «Запрещено? — переспросила она. — Что ж, тогда придется попросить кого–нибудь отвезти меня к нам. Вес равно надо нарвать в саду фруктов для Элвиса». Такая уж у нее была манера вести разговор. Она была очень милой женщиной. Помнится, в прошлом Глэдис жаловалась на серьезное расстройство желудка, и я назначил ей так называемую щадящую диету. Потом она снова пришла ко мне и сказала: «Док, я в точности исполнила ваши указания и вообще перестала снабжать желудок какой–либо пищей за исключением пепси–колы и арбуза». Вот вам и щадящая диета!»
В пятницу, 8 августа, Элвис отвез родителей в Темпл и посадил на мемфисский поезд. В субботу Г лэдис уже лежала в больнице. Доктор Кларк затруднялся сказать, что с ней. «Что–то с печенью, но, насколько я помню, не желтуха. Это не был типичный случай гепатита. Я обзвонил всех консультантов, и мы попытались поставить диагноз. По–видимому, у нее были нелады со свертываемостью крови, и это влияло на печень и остальные органы».