Второе отличие касалось их отношения к окружавшему миру. Семья Локов видела мир открытым, дружелюбным, безопасным. Семья была большой, у них было много знакомых по церковной общине, и Дикси привыкла к тому, что у них масса друзей, которые могли заявиться в дом без предупреждения и в любое время (и верно: телефона–то у них не было). А Пресли, она это чувствовала, относились к миру с опаской. Друзей у них было мало, а Элвис, похоже, ни с кем, кроме своих двоюродных братьев, и не общался. «Казалось, у него не было ни школьных приятелей, ни кого–то, кто жил бы по соседству, хотя он полностью влился в наше окружение. А миссис Пресли была очень стеснительной — может быть, ей казалось, что она как–то не так выглядит, что у нее не та прическа или она не так одета. У нее была пара приятельниц в Лодердейл–кортс, а у одной из них была дочка, которая, как я потом поняла, считала, что Элвис предназначен для нее. Как–то вечером мы все сидели на крыльце, и пришла эта девушка — она была очень хорошенькая. Она заявилась попросту, как к себе домой, и я сразу напряглась. А миссис Пресли говорит: «А не попить ли нам чаю со льдом?» При обычных обстоятельствах я бы просто пошла и приготовила этот чай, но в тот раз я и слова промолвить не успела, как девушка встала и говорит: «Я сейчас сделаю». И ушла в кухню. И тут — я этого никогда не забуду — миссис Пресли повернулась ко мне и сказала: «Извини, что так получилось, но почему ты позволила ей это сделать? Никогда больше так не поступай. Это твой дом — такой же, как дом Элвиса. И в следующий раз веди себя соответствующе».
Мы с ней стали так близки, что и Элвис начал себя вести со мной так, как он вел себя с матерью — обнимал при ней, говорил всякие нежности, рассказывал то, что прежде он рассказывал только матери, а я думала: «Ох, пожалуйста, не надо так».
Они почти не расставались. На улице потеплело, и они сидели вечерами либо на крыльце ее или его дома, либо на длинном каменном парапете на Алабама–стрит, и Элвис напевал ей «Tomorrow Night», «Му Happiness» — нежные, сладкие баллады. Он немного стеснялся, пел вполголоса, как если бы его могли подслушать родичи Дикси. Иногда они прогуливались до угла и пили в «Дэйри Куин» молочные коктейли, потом устраивались на лавочке в парке Гастон, в нескольких кварталах от дома Дикси. «Большой выход» означал посещение кинотеатра «Сазор № 2» на Главной Северной улице — пятьдесят центов на бензин, пятьдесят — за билеты и доллар на то, чтобы после сеанса перекусить в кафе или у «Леонарда». Они любили друг друга и твердо решили не допускать никаких «глупостей» до женитьбы. Они делились друг с другом всем, у них не было секретов. Однажды у Элвиса на работе случился конфликт — его пообещали уволить, если он не пострижется. Он постригся и ужасно этого стеснялся — ситуацию отнюдь не облегчал тот факт, что дядя Дикси, который все время издевался над его прической, начал его подкалывать. Он был таким чувствительным — Дикси никогда прежде не встречала таких чувствительных людей. А как–то раз, еще в самом начале их отношений, Элвис обиделся на какие–то ее слова. Самое ужасное, что она произнесла их в присутствии его кузена, и он вылез из машины (дело происходило во время сеанса кино) и собрался добираться до дома на попутках. Однажды он насмерть поссорился с матерью и решил уйти из дома — навсегда. Он заехал к Дикси попрощаться, они долго рыдали в объятиях друг друга, а потом она вышла на крыльцо и смотрела, как он уезжает. Отъехал он недалеко — и тут же вернулся обратно. Расстаться они были не в силах. Они говорили о браке, но оба приходили к выводу, что им еще рано жениться. А когда они поженятся, их семьи объединятся — навеки.