Именно там Дикси Лок впервые встретила Элвиса Пресли. И она, и ее семья были ревностными прихожанами еще с тех времен, когда церковь располагалась на Южной Третьей улице — они жили неподалеку, но прежде она Элвиса никогда не видела. Дикси было пятнадцать лет, и она училась в школе «Саус–сайд». Отец ее работал на железной дороге, она делила с двумя сестрами единственную в доме спальню, а родители спали в гостиной. Если ее отцу надо было назавтра рано вставать на работу, он ложился в восемь вечера, и тогда вся семья тоже должна была отправляться по постелям.
У нее уже был свой парень, но она не испытывала к нему никаких особых чувств. Это была яркая, привлекательная девчонка, достаточно настороженно относившаяся к окружавшему ее миру — собственного жизненного опыта у нее, естественно, еще не было, но одна из ее сестер сбегала из дома, когда ей было четырнадцать, а сейчас вернулась под родительскую крышу. Обычно парни и девушки, посещавшие воскресную школу, собирались за полчаса до занятий, а потом расходились по своим классам. Вот в этой толпе она впервые и увидела этого новенького — он был одет довольно странно, в розовое с черным, у него были длинные напомаженные волосы и суетливые манеры. И ей ужасно захотелось заниматься в одной с ним группе. Остальные немножечко над ним посмеивались — из–за его внешнего вида и из–за того, с каким рвением он изучал библейские тексты. Девушки находили его интересным: «Он очень отличался от остальных парней — те–то были копиями своих папаш». Но Дикси он привлекал не поэтому: «Хотя он просто из кожи лез, чтобы привлечь к себе внимание, но, понаблюдав за ним, становилось понятно, что на самом деле он очень робкий и стеснительный. Я думаю, что на самом деле он вел себя так, чтобы доказать что–то самому себе, а вовсе не окружающим. И в глубине души он чувствовал, что он не такой, как все. Я поняла это с первого взгляда».
Почти каждый уикенд Дикси с подружками отправлялись на роллердром «Рейнбоу». Они садились на автобус уже в наряде для катания на роликах — у Дикси была черная вельветовая юбочка на белой шелковой подкладке, под ней — белое трико. «Рейнбоу» — это рай для подростков: со снек–баром и музыкальным автоматом, под мелодии которого катались на роликовых коньках и по соседству плавали в открытом бассейне. По субботним вечерам обычно устраивались состязания танцоров. Здесь могло вместиться до семисот подростков, что считалось вполне нормальным, чтобы не опасаться скандалов и толкучки. Как–то в конце января Дикси болтала в воскресной школе с девчонками — делилась планами на ближайший уикенд. Говорила она громко — чтобы слышали толпившиеся неподалеку парни, а особенно этот новенький, который изо всех сил делал вид, будто его это совершенно не интересует. Она вовсе не была уверена в том, что он придет, более того, она даже корила себя за подобное поведение, но ей ужасно хотелось, чтобы он все–таки пришел! Когда в субботу вечером они с подружками пришли на каток, то первый, кого она увидела, был он. Сердце у нее чуть не выскочило из груди, но она сделала вид, что вовсе его не замечает, а когда одна из подружек сказала: «Ой, смотри, здесь этот новенький, Элвис Пресли», она небрежно ответила: «Да, вижу». И принялась выжидать. Он стоял возле ограды — на ногах у него были роликовые коньки, а костюм чем–то напоминал одеяние испанского танцора: короткая черная курточка, рубашка с жабо и штаны в обтяжку с розовыми лампасами. Он все стоял и стоял, якобы равнодушно наблюдая за кружащейся по рингу публикой, и в какой–то момент Дикси поняла, что он просто не умеет кататься на коньках! Ей стало его жалко, она подкатила к нему и представилась. Он пробурчал: «Да, я тебя знаю», кивнул, откинул назад свои длинные волосы. А потом спросил, не хочет ли она попить коки. Она сказала «да». «Мы отправились в кафе, и я не думала, что мы на целый вечер откажемся от мысли покататься». Они говорили и говорили — казалось, он ждал ее всю жизнь, чтобы наконец выговориться. Он рассказывал о том, как ему хочется петь в Songfellows, и что он уже разговаривал об этом с Сесилом и Джимми Хэмиллом, и что, возможно, они дадут ему попробовать. И ей казалось, будто «у него уже есть определенный план, что он знает о своем таланте и о том, что ему предназначено судьбой».