Повод для встречи с Дьюи Филлипсом дал муж его тетки Джимми Коннолли — он был главным менеджером 250-ваттной радиостанции WJLD в Бессемере, Алабама, куда перешел на работу из Масл–Шоулз, где первый раз пути его и Сэма Филлипса пересеклись. Так вот, Джимми Коннолли организовал радиопрограмму, которая называлась «Час атомного буги–вуги». Это была дневная программа, немного напоминавшая ту, которую вел в Мемфисе Дьюи; так или иначе, передачу принимали по всему Югу: черная музыка на белой радиостанции с большой негритянской аудиторией, но с быстро растущим числом ничего не подозревающих о своем новом пристрастии белых слушателей, покупательная способность которых — пока еще не изученная — тоже росла. Владелец радиостанции, некий мистер Джонсон, разочаровался в шоу Коннолли, — по его мнению, программа была «слишком примитивной», на что Сэм заявил своему дядьке: «Знаешь, тут у нас на радио работает один тип — ты не поверишь!» Джимми предложил поговорить с Дьюи на предмет его переезда в Бессемер, Сэм согласился, но что–то ему в этой затее не нравилось: «Я не хотел, чтобы Дьюи уезжал из Мемфиса. Я даже пошел на попятную, я сказал Джимми: «Знаешь, твой «Час атомного буги–вуги» — просто фантастическая программа! Но, понимаешь, я не уверен, что Дьюи подходит для нее. Этот парень работает ночью, создает специфическую атмосферу… Нам здесь, в Мемфисе, требуется именно то, что делает Дьюи Филлипс». Я мог бы дать Дьюи примерно такую же работу, но я сказал ему: «Знаешь, Дьюи, я хочу попробовать кое–что иное, что–то в области записи пластинок».
Кто знает, что они делали сразу же после этой первой встречи? Может, прогуливались по Бил–стрит, где Дьюи, которого многие поклонники описывали как «человека, безразличного к расовым предрассудкам», мог пойти куда ему вздумается — там, на Бил–стрит, как заметил с двойственным чувством Сэм, Дьюи был «героем, все обожали его». А может, отправились на ипподром, где в тот вечер вполне могли выступать Рой Браун, Ларри Дарнелл или Уайнони Харрис. Или же нос к носу столкнулись с хозяином одного из клубов, антрепренером Эндрю Митчеллом по прозвищу Колибри, или же налетели на самого блюз–боя Бил–стрит — Би Би Кинга — примерно в то время Сэм начал записывать его для калифорнийской фирмы RPM. А в Хэнди–парк наверняка выступал человек–оркестр Джо Хилл Луи. А может, они решили заглянуть в закусочную Джонни Миллза, что на углу Четвертой улицы и Бил–стрит, — там подают отменные рыбные сандвичи.
В общем, не важно, куда они направились, — Дьюи, по–видимому, везде узнавали и приветствовали радостными возгласами, а он в ответ в своей добродушной и непринужденной манере отвечал на эти приветствия. Тем временем Сэм, куда более сдержанный, замкнутый и даже официальный, оставался в тени, подмечая все детали сцены, которая потом надолго останется в его памяти. Он мечтал о Бил–стрит задолго до того, как впервые увидел ее — он знал эту улицу по рассказам дядюшки Сайласа, и его первая встреча с ней, когда ему только сравнялось шестнадцать, полностью соответствовала ожиданиям. Вместе со старшим братом Джадом и несколькими друзьями они ехали в Даллас послушать проповедь преподобного Джорджа У. Трюитта, но его как магнит притягивала Бил–стрит, потому что «для меня Бил–стрит была одной из достопримечательностей Юга. Мы въехали на нее в пять или шесть утра, накрапывал дождик, но мы просто ездили вверх и вниз по улице, и это превосходило все мои ожидания! Не знаю, сумею ли я объяснить даже сегодня — должно быть, глаза у меня были вытаращены, потому что я упивался зрелищем: пьянчужки, шикарно разодетые молодые люди, старики, местные щеголи, рабочие, тянущиеся на хлопковые поля. Глядя на них, я понимал: все они, черт возьми, счастливы быть здесь! Бил–стрит представлялась мне чем–то таким, о чем, как я надеялся, в один прекрасный день смогу сказать: я часть этого!» Такую картину рисовал себе Сэм Филлипс, и он все еще видел ее, когда шесть лет спустя приехал в Мемфис с женой и грудным сыном. Мемфис завораживал его, но волшебная сила исходила вовсе не от элегантной обстановки отеля «Пибоди» или же со Скайуэй, откуда шли трансляции концертов биг–бендов, — его манила Бил–стрит, манила так, что он никогда не сможет объяснить природу этой тяги; а сама Бил–стрит, как потом выяснится, так никогда и не станет удобным для него местом.